Стоял, размышлял, клял недружелюбный
мир матерными словами, когда сзади незаметно подкрался некто и
легла на плечо сухая жилистая ладонь.
— Эх, бедовый ты парень. Видно не
глупый, а очевидного не видишь. — Голос дребезжал, сыпался и
разбивался об асфальт. Я резко дернулся из-под руки и обернулся.
Принадлежала она старушке, сухонькой, сморщенной, будто фрукт
лежалый. Несмотря на погоду бабуля была в теплом платке и
пальто.
— Помочь чем, бабушка?
— Себе помоги, касатик! — Ну, вот,
уже и бабки незнакомые издеваются. Что за жизнь? — Пристально-то не
смотри, чай, на мне узоров нету. Ай не понял еще за столько лет,
что не место тебе тут?
— Простите?
— Мир, говорю, тебя-горемыку, прочь
выталкивает. Зачем же сопротивляешься? Иди туда, где слабость твоя
силой будет. — Сказала, махнула рукой в сторону и как в воду
канула. Была бабка и нет ее. Я даже глаза потер. Показалось?
— Иди туда не знамо куда... —
Прошептал и тут же увидел в стене ближайшего дома дыру.
«Отверстие», как шутят бывалые. — Это что за чертовщина?
Шагнул вперед и как в прорубь нырнул. Темнота...
Я очнулся и перед глазами была стена.
Потребовалось несколько секунд, а быть может и минут, чтобы понять:
что-то произошло. Что-то совсем нехорошее. Совсем.
Во-первых, ощущение «проруби»
осталось. Холодный ветер холодил кожу, а ведь было лето, когда я
сунулся в чертово отверстие. Точно лето! Потому-то платок и пальто
на бабке меня поразили.
Бабка! Я закрутил головой вокруг,
выискивая старую ведьму, которая со мной что-то сотворила, и понял,
что перед глазами плывет. Прислонился обратно к стене, каменной,
шершавой, чтобы зацепиться за что-то... реальное. Захлопал
ресницами, смахивая... снег? Откуда летом снег?
Перевел взгляд на руки — тонкие,
какие-то излишне маленькие и изящные, но с длинными даже не
ногтями, а настоящими когтями на пальцах. Что это? Что происходит?
Это моё?
Опустил взгляд еще ниже, на такие же
тонкие ноги. Узкие щиколотки торчали из рваных и грязных штанин —
когда только успел их умотать до состояния половой тряпки? — и
заканчивались крупными мохнатыми ступнями, размера пятидесятого, не
меньше. Которые как есть, без ботинок и прочей обуви, зарывались в
снег.
— Да ладно. — Только и вырвалось у
меня. Поднял ступню, глянул — короткий, плотный волос, черный,
больше похожий на... на мех? Грубая, сбитая от долгих переходов,
подошва. Я что, черт побери, хоббит? Чтобы по сугробам босяком с
мохнатыми ногами бегать?