«Все, что нам осталось – это темная народная фантазия», -
подумала Саша, процитировав одного из университетских
преподавателей, и предположила:
- Может, это был обычный конь. Отвязался и убежал.
Антонина Макаровна снисходительно улыбнулась. Бледно-серые глаза
за стеклами очков на мгновение сделались яркими и живыми.
- Так отпечатки-то раза в три больше обычных конских. И на снегу
особенно видно: вот нету ничего – и вот следы. Как будто он
ниоткуда выпрыгнул. А однажды летом мы с ребятами поехали в
Ермишино, на праздник крапивы. Стоим на остановке, ждем автобуса, и
вдруг меня как будто обожгло. Обернулась – вижу, конь бежит прямо к
нам, - старушка посмотрела в сторону иконы, с которой ласково
смотрела Богородица, и перекрестилась, словно старое воспоминание
пугало ее и сейчас. Саша мысленно улыбнулась: когда-то Антонина
Макаровна была атеисткой и членом партии, а теперь в ее доме иконы.
– Господи, Николай Угодничек, до чего же он страшный был! Морда
наполовину сгнила, мясо клочьями болтается, а зубы острые, белые! Я
это своими глазами видела, вот как тебя сейчас.
- А вы? – Саша не любила лошадей. Она понимала, что они красивы,
что в них есть определенное очарование, но лошадь всегда казалась
ей чем-то ненастоящим – мороком, за которым скрывается темное,
безликое.
В комнате было светло и тепло, в открытое окно скользил запах
жасмина, который пышно разросся в палисаднике, но Саше вдруг
почудилось, что кто-то накинул платок на ясный день и приглушил все
звуки и краски. Наваждение исчезло через мгновение, но Саше все
равно было не по себе.
- А я что? У меня ребята, восьмой «А», шесть человек. Я встала,
как квочка, перед ними, руки раскинула – врешь, думаю, фашист, не
пройдешь. И вот ты знаешь, конь вдруг взял и пропал. Вроде бы
только что на нас мчался, и уже нет его. Ох, что было-то, а? Я чуть
не упала, еле на ногах стою. Девчонки ревут от страха, мальчишки
еще держатся, но у всех носы дрожат. Слава Богу, автобус подошел,
пока до Ермишино доехали, кое-как опомнились.
Саша сменила тему, спросив про праздник крапивы.
Через полчаса, когда надо было уходить, чтобы не опоздать на
автобус, Антонина Макаровна вручила ей пакет с пирожками – «свое,
домашнее!» - и Саша, помахав ей, побрела в сторону остановки.
Диалектологическая практика завершилась, вот и замечательно.
Теперь ей предстоял обратный путь. Мальцево осталось позади – еще
пять километров по дороге, вьющейся среди лугов, и она выйдет к
автобусной остановке. Автобус, из которого, кажется, на ходу
вываливаются потроха, привезет ее в Мирославль, райцентр, а там
пересадка – и уже родной город.