Удар! Смачный, хрустящий шлепок! Черный фургон пронесся мимо меня, снеся и Настюху и Машу, – черный, как сама смерть.
И я уже не смотрю – остановился он или нет, какая мне разница?! Я вижу только два комочка, две маленькие съеженные фигуры на асфальте – и больше ничего в мире. Весь мир для меня сосредоточился в этих двух фигурках!
И я кричу – страшно, дико, из самого нутра – криком умирающего зверя, криком человека, который только что лишился всего, что составляло суть его жизни. За одну секунду – всего!
И я просыпаюсь. И жду, когда ночной кошмар уйдет, оставив вместо себя отчаяние, одиночество и боль.
А потом иду на кухню – грязную, неубранную, достаю из холодильника бутылку водки, наливаю в граненый стакан, доставшийся от деда, и, стуча зубами по старому стеклу, пью. Пью – захлебываясь, вздрагивая от жгучей горечи.
И отпускает. Снова отпускает. Теперь – только чернота. Холодная, одинокая постель в неухоженной тихой квартире.
Я давно уже приучил себя вставать по внутреннему «будильнику». Не знаю, как это происходит в мозгу, но стоит мне с вечера представить себе циферблат будильника, время, в которое нужно встать, и… ап! Я просыпаюсь за десять минут до назначенного часа. Всегда – если, конечно, совсем уж не пьян и не валяюсь на полу в состоянии полного и категорического нокаута. И так бывает, да… чего уж греха таить.
Встал, пошел в ванную комнату, включил свет – из маленького окошечка над ванной свет поступал чисто условно, хотя за окном уже ярко светило солнце. Июнь!
В забрызганном пеной, заляпанном руками зеркале отразилась моя физиономия – опухшая, с глазами-щелочками, на голове черт знает что, не то сеновал, не то помойка. Эдак и до вшей можно дойти, не участковый, а бомж какой-то!
Пошел на кухню. Опасливо отстранившись от газовой колонки, разжег этот адский агрегат. Всегда боялся этого мерзкого изделия адептов сатаны – если не стену разнесет, взорвавшись, так когда-нибудь спалит твой несчастный скальп!
Не разнес. Не спалил. Теперь можно хоть как-то привести себя в порядок. Перегара, конечно, горячая вода не уберет, но повышенную лохматость устранит.
Рубашка, конечно, уже не то что третьей свежести – четвертой! Но другой, увы, нет. Остальные еще хуже.
Быстренько застирать засаленный воротник, замыть пятно от кетчупа на груди (не помню, что вчера жрал, но из этой штуки определенно текла «кровь гамбургера»), потом утюгом по мокрому, пар, шипение – и вот я уже новенький, как только что отчеканенный пятирублевик!