После осмотра и положительной, высокой оценки ружья Гребнёва Пашку усадили за стол – и ну угощать! И пироги тебе с капустой, и с картошкой, с мясом даже один, и чай из самовара с сахаром вприкуску! «Однако живут», – подумал Пашка. Он сначала поломался для порядку, потом навалился. Да-а, из такой муки пирогов Пашка не едал никогда. «На хлебозаводе, поди, дают Гребнёву такую муку», – думал Пашка, уминая пирог с капустой.
Разговор поначалу шёл об охоте: о сроках её, об охотсоюзе, о членских взносах, про добычливые места, которые знал Пашка, про припасы и снаряжение, какое надобно срочно купить Гребнёву к ружью, потом как-то незаметно перескочили на Пашкиных родителей.
Гребнёв, узнав, что отец Пашки в типографии работает простым наборщиком, очень удивился:
– Так партийный ведь он!.. К-как же тогда?..
– А нравится ему это дело. – Пашка рубал уже пирог с мясом. Отпил из стакана чаю.
С другого боку к Пашке подступала тётя Лиза:
– А этот, другой… ну к вам ходит который – дружок его…
– А, дядя Гоша?.. Мировой мужик. Не охотник, правда…
– А он, он где работает?
– Над отцом – в редакции. Он корректор.
– Кто-кто? – наморщила лобик тётя Лиза.
– Корректор. Газеты читает. Через него они проходят.
Гребнёвы переглянулись.
– А он партийный?
– Кто? – продолжал есть пирог Пашка.
– Ну читает, читает который?..
– А, дядя Гоша? Да-а, он раньше отца ещё. Отец с двадцатого, а дядя Гоша аж с четырнадцатого года в партии. Он старше отца, вот и раньше. Он и в тюрьме сидел.
– К-как в тюрьме?! – испугался Гребнёв.
Пашка объяснил, что до революции ещё. На каторге. Потом освободили. Мировой мужик дядя Гоша!
Гребнёвы застыли. Пашка ел.
Вдруг тонюсенько засмеялся Гребнёв. С застывшими, как у сумасшедшего, глазами.
– П-партийный, на каторге был, а сын-то его, хи-хи-хи… Вчера иду… хи-хи-хи…
Мгновенно, локтем под бок оборвала его жена и пошла подсовывать нахмурившемуся Пашке пироги, приторно масля их словами, что вот теперь-то и будут они вместе на охоту ходить, и как славно-то это будет, как хорошо! Правда, Паша?
– Так сказал же я дяде Гребнёву…
Гребнев торчал семафором и будто отсутствовал.
– Его Васей зовут, дядей Васей, – сказала про него жена, как про глухонемого. Гребнёв, выходя из оцепенения, подтвердил:
– Вася я. Дядя В-вася, – и, оживившись, хлопнул Пашку по плечу: – Походим н-на охоту, а? Пашка? – и засмеялся.