Аркан направил коня в самую толпу, Негодяй гарцевал на месте,
косил дурным глазом, издавал странные звуки, распугивая оптиматских
крестьян-вилланов.
- Я - Рем Тиберий Аркан, герцог Аскеронский! - выкрикнул
Буревестник и взмахнул знаменем, с которого щерился жуткой ухмылкой
Красный Дэн Беллами. - Вижу, мои добрые подданные, у вас возникло
непонимание с людьми деспота?
"Люди деспота" заметно расслабились: черные котты и черные
знамена, да и громогласное представление герцога дали им понять -
прибыло подкрепление, и теперь многосотенная толпа оптиматов не
сможет их смять. С другой же стороны... Один Бог знает, чего
ожидать от сумасбродного молодого Аркана!
Оптиматы, которые еще не прошли сквозь фильтр стражников, и те,
которые отказались мыться, собрались в кучу и буйно что-то
обсуждали, а потом вытолкнули мужика, дородством и качеством одежды
явно выделяющегося из толпы. Этот виллан в лихо сдвинутом набекрень
кале, который едва держался на сальных волосах, низко поклонился,
едва ли не метя кудлатой бородой дорожную грязь, а потом забубнил,
постоянно оглядываясь на своих единоверцев:
- Вашество Аркан, это самое, как батюшка-деспот вашества-то
повелел деньгой платить, а не отработки сеньору делать, так мы
собрав урожай и повезли на ярмарку, чтобы и в казну-то и сеньору, и
церкви-матери оптиматской положенное отдать. А люди
предвосхитительства деспота не пускают! Не велено, говорят,
честному оптимату на ярмарку ехать, зерно и картофель
торговать!
- Вот как? - нахмурился Аркан и грозно глянул на стражников в
черных коттах.
Старший из них, судя по нашивкам - сержант, тут же
подкинулся:
- Ваше высочество, да мы...
- Пусть он говорит! - погрозил пальцем Буревестник. - Он такой
же мой подданый, как и вы, верно? Как звать тебя, добрый
поселянин?
Дружинники Аркана, хорошо знающие своего господина, уже
переглядывались встревоженно - такой тон означал крайнюю степень
бешенства. Но "доброму поселянину" это было невдомек, и незнакомому
сержанту деспотской стражи - тоже.
- Оскар, вашество, - увидев, как грозный герцог дал укорот
служивому, оптиматы явно оживились. - Я староста Шеврю-Барбю, у нас
большая деревня, на триста дворов! Не пустили нас на ярмарку, почти
никого! Так все и было, клянусь Фениксом! Так он и сказал: ежели не
соблюдаете вы, гиены, правила, и не скребете тело свое, и не
становитесь как ортодоксы - то всё, нет вам пути на ярмарку, и
ничего вы не продадите! Мол ваш, оптиматский дух противен нам, и вы
свою мерзость оптиматскую на ярмарку не пронесете! И что это теперь
- нам от веры нашей отказываться? Или налог не платить? Герольд
проезжал по градам и весям и возвещал что ныне это... Свободное
вероиспытание! Никакого ущемления! Так как же оптиматский дух им
мерзок?