Еще через некоторое время он ехал по сельской улице, провожаемый опасливыми взглядами мужиков и баб, которые уже прослышали о том, что случилось в поповском дворе. Происшествие обрастало слухами, один другого страшнее и чудеснее. Ребятишки, держась на почтительном расстоянии, бежали следом за рыцарем.
…Что отец Александр был прав, стало ясно ещё до того, как пан Микалай доехал до леса. Его мутило, голову пронзала тошнотворная боль. Вновь наплывал волнами могучий гул, заглушая звуки явного мира. Микалай искусал до крови губы, пытаясь во что бы то ни стало не провалиться в забытье, которое для него сейчас означает смерть. Но не столько пугала его смерть, сколько опасность не исполнить задуманное – не отыскать Ванду. Он безразлично смотрел на коней отряда пана Чарнецкого, потерявших всадников и жмущихся возле опушки, точно стадо глупых коров. Он отметил про себя, что в пуще, должно быть, случилось что-то страшное. Но он уже пересек ту черту, за которой человек боится чего-либо.
Лес принял рыцаря в пушистые ледяные объятия, отсекая от людского мира. Микалай ехал по следам, оставленным предшественниками, пока его конь не встал, как вкопанный, а потом и не попятился, храпя и вскидывая задом. Микалай, поморщившись от нахлынувшей головной боли, слез с седла и усмехнулся своей неловкости. «Слава Богу, што ни одна живая душа не видит меня сейчас, – подумал он. – Дед столетний, изрубленный в сотнях сражений, и тот бы двигался резвее…»
Он пошагал по стёжке, которой прошли люди Чарнецкого, а прежде них – безутешная Ванда, бежавшая куда глаза глядят. Чудный звон, доносившийся отовсюду и ниоткуда, звучал то громче, то тише, и Микалай сам не заметил, как улыбается этой странной музыке. «Слушай нас, человече, – молвили колокольцы, – Открой свою душу песне, што слагают наши неживые голоса. Забудь горе, забудь печали, забудь радость и все заботы. Останься здесь, среди пушистого инея, где стылого покоя»…
Микалай увидел стоящего впереди человека и на всякий случай положил руку на саблю. Он узнал одного из пахолков пана Чарнецкого. Видать, и сам пан Чарнецкий неподалеку. Добре. Значит, удастся довести дело до конца.
– Эй, любезный! Где пан твой? Увидал меня да в кусты отлучился? – задиристо окликнул Микалай ваяра. Тот повернулся к нему, и рыцарь едва не подался назад при виде неживого стылого лица.