Скоро путешественники выходят из реки в озеро. По водной глади тут и там разбросаны заросли тростника, отмечающие отмели, и лесистые островки. Солнце, показавшееся над вершинами леса, окрашивает воду в розовый цвет.
Но эта красота опасна. Озеро коварное, на нём бывают кочующие мели, которые можно распознать только по водной ряби. Налетишь на неё — семь потов сойдёт, прежде чем стащишь комягу на чистую воду.
Они проходят мимо поросшего корявыми деревцами островка. Неожиданно большая зеленоватая коряга, которая мокнет в воде под берегом, приходит в движение, изгибается и плывёт, быстро перебирая лапами под водой. Над поверхностью воды торчит туповато-злобная морда.
— Крокодил! — не своим голосом кричит Стас. Ему кажется, что мерзкая тварь плывёт прямо на них.
Отец кладёт весло и снимает с плеча ружьё. Пока Стас стоит, разинув рот и сжимая побелевшими пальцами весло — будто собирается отбиваться им от водяного чудовища — отец, разглядев страшную тварь, преспокойно возвращает ружье на плечи и как ни в чём не бывало берется за весло. А тварь, не доплыв до них десяток метров, стремительно уходит в глубину.
— Ну, что ты орёшь? — выговаривает Стасу отец. — Где тебе пригрезился крокодил? Это воденяк. А он, чтобы ты знал, амфибия, земноводное, родич лягушки и тритона. Вот такой большой тритончик, два метра длиной.
— Хищный? — спрашивает Стас.
— Конечно, — спокойно говорит отец. — Все земноводные — хищники. Но ты не бойся, он на лодку не кинется. Он тебя и в воде не станет хватать, побоится. В их примитивных мозгах заложен простой механизм: можно нападать только на то, что меньше в десять раз. Мы для них, сам понимаешь, великоваты. Так что они едят рыбу, лягушек, змей, водных птиц, мелких зверьков. Падалью не брезгуют, каннибализмом балуются — своих головастиков лопают за милу душу. А так — безобидное существо, трусоватое даже. Правда, если его долго гонять и дразнить, может тяпнуть.
— А тебя кусал?
— Нет, — отвечает отец. — Я вышел из того возраста, когда гоняются за тритонами.
Будь Стас постарше и менее взбудоражен происходящим, он уловил бы в голосе отца нотку грусти.
Прямо по курсу к воде полого спускается луг, а по обе стороны от него расходятся две гряды лесистых холмов. На холме, на который они держат курс, видны полтора десятка больших бревенчатых домов и два десятка построек поменьше. На соседних холмах — прямоугольники полей и садов, зеленеющие разными оттенками. Это Кресево, дедов хутор. При взгляде на него Стас вспоминает о предстоящей встрече с дедом и бабушкой, с дядьями и тётками, которых он никогда не видел, и чувствует, как сердце сжимается в груди.