Затем она удалилась, а ко мне
подошла медсестра, уже пожилая женщина. Сзади нее была видна
несуразная подкатная тележка, на которой стояла глубокая тарелка и
кружка. Я ощутил молочный запах каши.
— Ну что, Артем... — приветливо
начала она, повесив на спинку кровати белое вафельное полотенце. —
Есть хочешь?
— Есть такое дело... — признался я,
убедившись, что в тарелке точно каша. Затем добавил. — Очень!
***
Ну... Что сказать-то? Будни в
военном госпитале оказались скучными!
Подъем в семь тридцать утра, что
особенно раздражало. Ну, какой смысл вставать так рано? Все этот
армейский распорядок — госпиталь-то военный. В самое первое утро,
едва услышав пионерскую зорьку, я вздрогнул, но уже через несколько
секунд вспомнил, где я нахожусь. Советский Союз, в эпоху застоя —
меня тогда еще и в проекте не было. Более того, даже мои родители
только-только в школу пошли...
Затем шел завтрак. Вставать мне
первые дни запрещалось, а потому и процедура питания происходила в
частично горизонтальном положении. Затем шли какие-то процедуры,
опять процедуры и снова процедуры до самого обеда. Потом отдых и
сон. Разрешалось читать, играть в шахматы или немного в карты.
Азартные игры строго запрещались, за это даже гоняли. Потом была
прогулка по внутреннему дворику, где по слухам даже имелся
небольшой пруд. Само собой, на прогулку по понятным причинам в
первые дни я не попадал.
Потом шел ужин, снова процедуры. И
сон. Наверное, именно так был распланирован весь курс лечения —
честно говоря, так можно и с ума сойти. Двадцать четыре часа лежать
на кровати оказалось той еще пыткой. После моих бурных приключений,
находиться на одном и том же месте, пересчитывая спиной пружины —
настоящее мучение.
Кроме медсестер и врачей, никто меня
не навещал. Тяжело все время быть одному, да еще и в одном и том же
положении. Лишь к вечеру третьего дня ко мне подселили какого-то
толстяка-ефрейтора, которому недавно аппендицит удалили. Тот все
время спал, а во время бодрствования предпочитал молчать.
Спасибо Валентине, откуда-то
принесла небольшой радиоприемник, который хоть немного скрашивал
мое пребывание в палате. Помимо старых песен, услышал и много
новых, о которых раньше даже не догадывался. Одну только «траву у
дома» послушал раз двадцать.
А спустя еще сутки, дверь в мою
палату открылась и вошел наш ротный, капитан Глебов.