- У тебя, Домажир, тут убийство в состоянии аффекта, тройное
убийство.
- Да ты что говоришь то, Ратибор! Да какое убийство, крови то
нет, - воевода уже был рядом.
- Крови тут достаточно, вон смотри как толстого уделали! А следы
крови у парнишки на кулаках, да и эти двое тоже потрепаны и лежат
по краям от него. Очевидно толстый с командой хотели прихватить тут
свою жертву, но Макошь распорядилась иначе. Кто такие?
- Толстый по центру это внук одного из наших старост общины.
Остальные простые городские. Этот, - видимо он указал на меня, -
сын кожевенного мастера, точнее уже мастерицы, отец его погиб в
лесах, а мамка у него знатная баба, сочная, второй год ее загнуть
пытаюсь.
Мне становилось плохо, может от слов брыдлого воеводы, а может
просто я опять теряю сознание. Как же мне хотелось и ему надавать
по роже. Выходит… я как-то убил жабу и его псоватых прихвостней.
Как? Я помню только как двое последних на меня накинулись и начали
бить руками и ногами, попали в голову и я, кажется, отключился.
- Ну вот тебе и хороший шанс задрать на вдовушке юбку! Парню
ничего не светит в деревне, кроме как смерть. А ты парня спасешь,
скажешь нашли троих, четвертого куда-то утащили, это версия для
люда. А для мамки его другая - спас ты сыночка ее от лютой смерти,
спрятал в лесах, у дружочков своих верных и вернёшь ты парня, как
все уляжется, но надо бы благодарной быть, - спокойно говорил
Ратибор.
- Так ты парня забрать хочешь, зачем он тебе?
- А это тебе знать то не обязательно, я доброе дело делаю, да и
должок за тобой!
Я уже слабо разбирал дальнейшие слова, меня покидало
сознание.
***
Меня куда-то несли, руки и ноги были связаны, я был заброшен на
плечи как носят иногда дичь охотники, как мы с отцом порой таскали.
Мы шли по лесу вдоль дороги, лес вокруг нашего города не был
густой, очень много отсюда привозили к нам заготовок дров, судя
по-всему мы еще не так далеко отошли от моих родных краев. Один
раз, когда по лесу было пройти нельзя, и мы шли по дороге я увидел
дорожную вешку, судя по указателям на ней мы двигались на юг, к
другому поселению.
Я умел читать и неплохо писать, знал счет и основы геометрии.
Наш учитель говорил, что нам очень повезло, что в городе есть школа
и всех детей с 6 лет учат, не в каждом городе есть подобное и уж
тем более не было школ в деревнях. Учебой занимались с утра и до
обеда, после мы шли домой, чтобы помогать с домашними делами. Мне
тринадцать лет, осенью исполнится четырнадцать, последний год
учебы. Последний год жизни для Первуши и двоих его прихлебателей -
кто бы мог подумать, что так случится.