В эту ночь я почти не спал, прокручивая в голове мысли о том,
чем займусь с самого утра, и какой именно рисунок будет самым
наилучшим, для исполнения моего плана на освобождение.
4
Под утро я забылся и проснулся только в тот момент, когда начали
разносить воду, и выводить в туалет. Быстренько оправившись, и
перекусив надоевшим до отвращения ржавым соленым самом и
основательно зачерствевшим хлебом, перекурил, и устроившись под
шконкой, на полу возле стены, начал набрасывать контуры будущего
люка, который откроет мне путь к свободе. Вообще-то нахождение на
полу не приветствовалось. Это место чаще всего предназначалось для
низшей тюремной касты – опущенных, обиженных, и прочих. С другой
стороны, я и сам если бы не пришел в себя вполне мог оказаться
среди них. И еще пару дней назад место под шконкой было для меня
вполне законным. Но сейчас, я находился в камере один, и большой
надобности в этом не было. С другой стороны, еще совсем недавно
караульные видели мое состояние и потому когда я устроился под
нижней полкой, чтобы порисовать, это ни у кого не вызвало
удивления, или какого-то подозрения.
Контуры будущего люка, я набросал достаточно быстро. За основу
был взят люк открывающий проем в мой собственный погреб из прошлой
жизни. Учитывая, что тот люк от и до был сделан моими руками, я
помнил его, можно сказать, до малейшей царапины и трещинки, и
потому ничуть не сомневался, в том, что у меня все получится. К
тому же он, как и стена вагона был покрашен в радикальный серый
цвет. И потому воспроизвести все его оттенки было гораздо
проще.
Я рисовал его, почти не отрываясь, лишь изредка выбираясь на
полку, чтобы размяться и перекурить. Все же лежать на голом полу
было не слишком удобно. Подобное место для рисунка, я выбрал по
нескольким причинам. Во-первых, несколько опасался того, что
караульный, увидев, чем я занимаюсь, решит, что это вполне
благоприятный повод, и просто лишит меня карандашей. Ведь
фактически я наносил рисунок на стену вагона а это было запрещено.
А без карандашей нечего и думать о свободе. Вообще-то, отбирать у
зэка разрешенные к провозу вещи было нельзя, по той простой
причине, что он мог пожаловаться, и тогда, мало того, что вещь
пришлось бы возвращать, так еще и за это можно было получить
нагоняй. В моем случае, вполне могли обвинить в том, что я рисую на
стенах, следовательно порчу окраску вагона. Именно поэтому
карандаши могли быть изъяты, и никакие мои жалобы не помогли их
вернуть.