Конец был какой-то странный. Вроде после смерти болеть уже
нечему. Боль же никуда не делась, только из резкой, обжигающей,
рвущей на части стала тупой и приглушённой, так сразу и не поймёшь,
что именно болит. И голоса. Они раздавались совсем рядом, но
разговор шёл на незнакомом языке. Или знакомом? Он напрягся,
пытаясь понять, сквозь звон в ушах различил отдельные слова.
Незнакомые, но почему-то понятные. Двое говорили что-то про
лекарей, силу и неудачи.
Глаза открываться не хотели, а когда всё же открылись, посмертие
стало ещё более странным. Ну, кто скажите, додумался в загробном
мире разрисовать потолок зигзагами и спиралями вырвиглазных
цветов.
На фоне дикого потолка возникли два лица, видимо ещё недавно
бывшие невидимыми собеседники склонились над ним. Вот теперь он
точно бредит! Книжник зажмурился и снова распахнул глаза. Ждал, что
лица исчезнут, и боялся этого.
Лица не исчезли.
Зеленоглазый эльф с белой косой растянул губы в неуверенной
улыбке, а второй, черноволосый мужчина, тоже почему-то кажущийся
знакомым, заговорил.
— Ну, привет, Курт. Рад тебя видеть…
Он говорил что-то ещё, но Книжник-Курт его уже не слышал.
Потерянное имя подействовало как удар кувалды по голове. Он снова
тонул во тьме, отчаянно цепляясь взглядом за цветные узоры на
потоке.
***
— Тир, — заорал Райс, когда глаза больного вдруг закатились, —
что-то не так.
Тиэррэ оказался у кровати больного мгновенно. Прижал одну ладонь
к его груди, вторую — ко лбу.
— Твою мать, Райс, что ты сделал?
— Ничего, — Райс и правда не понимал.
— Назвал имя, — тихо подсказал Льер.
— Вот же, жопка муравья! Додумался!
Тиэррэ ругался, а сам вливал в пострадавшего силу, но особо
взволнованным не выглядел.
— Я сильно навредил?
— Да ничего страшного, — отмахнулся лекарь, — но ты всё равно
балбес. Думай сначала, что делаешь.
— Я думаю. Обычно. Но я же не знал. Я от своего имени сознание
не терял, — попытался Райс оправдаться.
— Ты и не умирал перед этим знаменательным событием. А тут
организм и так ослаблен, и вдруг — новое потрясение.
— Я понял, — буркнул Райс, — буду осторожнее.
— Да уж постарайся. Всё! — Тиэррэ убрал руки, а Книжник-Курт
открыл глаза.
— Я умер или сошёл с ума? — первым делом осведомился он,
переводя взгляд с двух знакомых лиц на третье, ещё более
невозможное, чем первые два.