— Тебе памятник нужно поставить. За то, что не сбежал на
следующий день.
Курт опустил глаза, сказал виновато, словно это он причина
отвратительного поведения тёщи:
— Не злись на неё. Она привыкнет.
Райс хмыкнул. Он сильно сомневался, что, привыкнув к новым
реалиям, старая мегера успокоится.
Кстати, бабка Нала, мать Мины, была не такой старой, как
казалось. Тяжёлый труд, болезнь и собственный склочный характер
состарили её раньше времени. Тиэррэ хотел подлечить её, но она не
подпустила к себе хонгора, и пытавшихся помочь эльфов посылала
далеко и надолго. Из людей в оазисе одна Айра владела магией
исцеления, но и её вредная старуха прогнала. Айра молча терпеть
оскорбления не стала, обложила старуху трёхэтажным матом, от
которого даже у Райса уши покраснели, не знал он, что любимая жена
так умеет, хлопнула дверью и уже за порогом заявила, что каждый
человек имеет право уморить себя самостоятельно, особенно такой,
как бабка Нала.
Мина же и её сестрёнка Ири были полной противоположностью
собственной матери. Словно природа, посмотрев на Налу, срочно
решила исправить ошибку. Но, похоже, перестаралась. Если Мина,
тихая и молчаливая, лучилась счастьем, вновь обретя потерянного
мужа, и ради него готова была мириться с любыми странностями новой
жизни, то Ири походила на перепуганную мышку. Всегда молчала, не
поднимала глаз и из дома почти не выходила. До икоты испугалась
Льера, а мальчишка обиделся. Он и так был в расстроенных чувствах,
что, гуляя с отцом по соседним мирам, пропустил такую заварушку,
так теперь от него ещё и шарахаются.
В утешение Дэйн и Тари взяли его в Симер проверить, как
устроились на новом месте беженцы из Савида.
Устроились они не плохо, насколько это вообще возможно в
подобных условиях. Мистоль когда-то был большим процветающим
городом, но с тех пор, как месторождения железной руды, приносящие
основной доход, оскудели, шахты, плавильные мастерские и кузни
закрылись, жизнь там словно остановилась. Кто мог уехал, и город
превратился в большую деревню, живущую охотой и сельским
хозяйством.
Филу действительно удалось договориться со стражей, в которой
настоящих воинов было с десяток, а остальные — местные мужики. Те
вошли в положение и беженцев прогонять не стали, разрешили даже
занять пустующие дома. Дома эти, правда, почти развалились, но всё
же — хоть какая-то крыша над головой.