Я возмущенно дернулась, чем отвоевала себе дюйм свободного
пространства.
– Скорее, мурашки по всему телу.
Нокс беспечно пожал плечами и улыбнулся.
– Какая разница? Мурашки – такие же насекомые.
Улыбка была такой напряженной, словно его рот – натянутая
тетива. Взгляд заскользил по моей шее и ниже, задержался на
видневшихся в вороте рубахи ключицах, быстро поднимавшейся и
опускавшейся груди…
– Отпусти!
– Ты забыла условия? Ты не можешь мне отказать так же, как я не
могу причинить тебе боль. Любое мое прикосновение тобой, по
определению, желанно.
Неужели это правда? Даже экспериментировать не хочу. Боги не
могут быть так жестоки.
– Но… но я же замарашка, деревенщина, – попробовала воззвать я к
его чувству прекрасного. – Я тебе даже не нравлюсь.
– Подумаешь, погашу лампы, – хмыкнул Нокс. – В темноте все кошки
серы.
Он так бесстыдно уставился на мои губы, что я почувствовала, как
щеки обожгло от смущения. Мысли лихорадочно заметались.
– Я не мылась три дня.
– А я – двести лет.
– У меня… блохи.
Он едва не подавился хриплым смешком.
– Я знаю отличное заклятье от паразитов.
– Ты… ты редкостный мерзавец, – взорвалась я, упираясь ладонями
в его грудь.
Нокс театрально закатил глаза.
– Детка, расскажи мне что-то новенькое. Это я и без тебя
знаю.
Одна его рука схватила меня за волосы, оттягивая голову назад, а
вторая опустилась на талию и нагло залезла под рубаху.
– Пусти… – пропищала я и зажмурилась, чувствуя, что схожу с ума
от того урагана, что творился в моей душе из-за его прикосновений к
моей голой коже.
По нижней губе, едва касаясь, прошелся чужой язык. Еще немного и
я взорвусь. Разлечусь на тысячи кусочков. До того меня потрясли
собственные ощущения. Но внезапно, за спиной Кайнокса раздался
громкий смех.
На крышке сундука восседала обнаженная девица. Готова
поклясться, еще несколько минут назад ее там и в помине не было.
Такая красивая, что при одном взгляде на нее, у меня заслезились
глаза.
Яркая, зеленоглазая блондинка с длинными локонами, пухлыми алыми
губами и шикарными формами, выставляла на всеобщее обозрение все
то, что в приличном обществе принято скрывать под одеждой. И ни
капли этого не смущалась. Расслабленная поза, наглая усмешка…
Кого-то она мне напоминала. С трудом оторвав от нее взгляд я
перевела его на все еще нависавшего надо мной темного.