- Громыхала, тебе нужно быть поосмотрительней! – приветствовал я
барда под знакомой ему внешностью «Лорна Грина», певца и шпиона. –
Я здесь чисто случайно, а тут – ваше такси подвалило!
- Ха, боевой поэт Лорн, Человек-из-Ниоткуда! Мой добрый меценат
и избавитель! А у тебя все по-старому - «...я менял города, я менял
имена»?
- Это все - сила обстоятельств! – пошаркал я ножкой. – Сейчас
отсюда будут уходить военнопленные, но они держат путь на юг.
Местные зеки тоже частью разбегутся. Оружие и транспорт у вас есть,
немного золота – подкину. Сможете из города выбраться?
- Монеты не помешают, спасибо Лорн!.. – задумался азалийский Че
Гевара. – Бывал я уже в Миттеле... с «выступлениями». Транспорт
бросим, я знаю, как нам уйти по-тихому. Благодарные зрители местные
красоты показывали, ха! Как тебя-то благодарить?!
- Как обычно – песней!
- Может и идею подбросишь? – хекнул Громыхала, избавляя труп
конвойного от портупеи со снарягой и амулетами.
- «В нашем смехе и в наших слезах, и в пульсации вен: «Перемен!
Мы ждем перемен!» - послал я короткую звуковую иллюзию со своим
переводом - прямо в сознание вздрогнувшего барда.
- Что?.. Как? Кто?!!
- Это - земляка моего. Виктором его звали. Удачи!..
И я пролетел через бойню тюремных коридоров к Кандиду ги Нуану.
Отпустив охранявших его бойцов к маркизу (Хайд контролировал
опустошение арсенала), я долечил препода малым Восстановлением. С
глазом надо разбираться в другом месте и попозже.
- Кто ты, добрый человек? – окончательно пришел в себя
Кандид.
Хотя, все-таки не до конца. Это ж надо - увидеть во мне
«доброго»! Наверное, потому что одного глаза не хватает.
Миттельский азалиец был с ходу ошарашен предложением контракта
по его профилю и обещанием мощной админподдержки образовательных
инициатив.
- Только спасите детей! Я на все готов!
Вот с детьми-то из его приюта и была связана история попадания
педагога-гуманиста в это «не столь отдаленное место».
После переворота в Совете Республики Миттел, на счет приюта
поступила небольшая сумма пожертвований. Но когда бюджет сводит
концы с концами, да еще и в городе не пойми что творится – и такое
за счастье.
Но оное счастье было недолгим. Через неделю в приют заявились
городские стражники с адвокатами некой мадам Пти. Из имевшихся у
них бумаг следовало, что никакого пожертвования не было. Был только
аванс за привлечение воспитанников и воспитанниц приюта к
посильному (в 5-7 лет-то!) и общественно значимому труду. Еще и
часть долгов интерната - эта Пти выкупила, а теперь хотела
предъявить взыскание.