Тут уже я открыла рот. За такой пустяк
такие увечья?! Несправедливо!
Выслушав приговор, рыжеволосый Змей
огорченно сдвинул брови домиком и так несчастно посмотрел на толпу
из-под челки, что у меня заныло в груди. Я представила, как
симпатичный парень остается без руки и клыков за пощечину и
небольшое оскорбление. Глупо же!
Сердце забилось. Возмутительно!
Страшно… Неужели никто? Никому не жалко его? Никто ничего не
сделает? Я покрутила головой.
Рот торговки кривился весело. Рот
мужчины рядом с ней больше был обращен к ее груди, чем к эшафоту.
Рот мальчика выглядел ожидающим. Сколько не шарила глазами по
лицам, я не нашла ни одного жалостливого рта. Ни одного!
Мама в таких случаях говорит так:
«Кто, если не я?». Она всегда так говорит и сразу делает. Я не
такая сильная, как мама, но правда: кто, если не я?
— Прошу помощи! — опять крикнул
парень. — Великородные! Не дайте казнить невиновного!
«Просит помощи?!»
В груди дернуло, полыхнуло. Оно!
Точно, оно! Я еще раз огляделась. Собираясь с силами, прочистила
горло…
— Стойте! — выкрикнула, решившись.
Возглас получился жалким, как писк, но я тут же попыталась это
исправить. — Я! Я поручусь!
Щеки тут же заполыхали, стало жарко.
Орало повертел головой, находя меня взглядом. Рыжий поднял брови и
посмотрел на меня с открытым удивлением. Я неловко
улыбнулась.
Торговка рядом неодобрительно
хмыкнула, качнув необъятными грудями.
Тут же из толпы подал голос ровный
другой мужчина.
— Моя порука.
Черноволосый, черноглазый… Ворон? Ах
ты ж… Не мог раньше сказать! Но отступать от слова было уже
невозможно. Орало оглядел меня, затем посмотрел на
мужчину.
— Миса сказала первой, — он кивнул
мне, — стало быть, она и поручается. Если
совершеннолетняя.
Он снова подозрительно оглядел меня.
По лицу было заметно, что в совершеннолетии поручителя
ведомственный Бык крепко сомневается.
— Мне девятнадцать! — возмущенно
провозгласила я, что есть сил выпрямляясь. Выпрямляться, правда,
было уже некуда, поэтому я незаметно встала на цыпочки. Щеки
горели, будто их подожгли. Но идти на попятный я не
собиралась.
— Совершеннолетняя, но дурная, —
резюмировал кто-то сзади.
Всей своей задней частью обидевшись на
нелестное заключение, я упрямо полезла на выручку рыжему
змею.
Обманувшиеся в ожиданиях горожане
постепенно расходились. На многочисленных лицах радости не было.
Никто не смотрел на меня с восхищением, с благодарностью или хоть с
какой-то положительной эмоцией. Нет! Я ловила осуждающие взгляды,
огорченные взгляды, обещающие неприятности взгляды, насмешливые
тоже. Ни одного восторга, даже маленького.