– А ты резкий парень, – плешивый протянул мокрую тряпку, которую я тут же приложил к большой пульсирующей шишке на затылке. – Только хотел предупредить тебя, чтобы не дергался, а ты уже револьвер достал. Хорошо, Жанна глупостей наделать не дала.
– Тяжелая рука… у Жанны, – протянул я, морщась при ощупывании опухоли.
– Не жалуюсь, – рыжая толстуха стояла метрах в пяти от меня, усаженного на деревянную лавку в какой-то плохо освещенной комнате. – Только дернись, вообще прибью.
– Она не шутит, – без тени улыбки подтвердил плешивый. – Жанна в России была чемпионкой по метанию ядра, и у неё, как у вас говорится – поставлен удар.
– Что, уже доставалось? – ехидно заметил я, но очкарик сделал вид, что не расслышал.
– Твоё оружие мы пока у себя подержим, ты, надеюсь, не против? А то мало ли…
– Что за мент? – кивнул я на сидящего в сторонке на табурете полицейского, мнущего в руках большой фонарь-дубинку.
– Это Люк, наш человек. Он не будет тебя арестовывать.
– По-русски понимает?
– Не мноогоо, – не отрывая взгляда от фонаря, сообщил коп. Я только сейчас более-менее его разглядел. Широкий торс, крепкие, накаченные руки, и индифферентное, безразличное ко всему происходящему вокруг, белобрысое лицо. – У мееня жеена былаа из России. Из Кииеваа.
– Это Украина, – машинально поправил я.
– Россиия, – не отступал Люк.
– Хрен с тобой, Россия, так Россия. Со мной-то что будешь делать?
– Сеейчас Дик приеедет и решиим.
– Кто такой Дик?
– Он скоро будет, – вновь взял разговор в свои руки плешивый.
– Тебя хоть как зовут, гордый сын польского народа?
– Что, так заметно, что я поляк? – делано изумился очкарик.
– Акцент у тебя специфический, трудно спутать, – кисло улыбнулся я.
– Янек, можешь звать меня так или просто Яном.
– Как из «Четырех танкистов и собаки»?
– Да, именно так.
– Ну а меня можете звать…
– Мы знаем, кто ты такой! – зло перебила меня Жанна. Моё присутствие её явно нервировало. – Убийца, душегуб и урод!
Не успела она придумать, чем еще меня оскорбить, как в темном окне мелькнул свет фар подъезжающего автомобиля. И через пару минут к нам вошел, смахивая воду с дорогой кожаной куртки, невысокий, но крепкий лысый субъект. Мельком взглянув на меня, он поинтересовался у Янека на чистом английском языке о детях. По крайней мере, слово «babies» я узнал. Очкарик что-то быстро заговорил. Иногда в разговор вмешивалась толстуха.