ко к небу, то обратно;
пчелами кометы проносились
по увенчанному тишью утру.
Так вот пчелы вьются над соцветьем,
а Творец рукою благодатной
манну им цветочную дарует.
«О хранитель, Всеблагого сыне,
что шаров движенье означает
в пламенеющем том поднебесье:
эти вверх, а те назад стремятся,
тёмные – к святому небосводу,
светлые же книзу полетели?»
Лик божественный передо мною —
вечной молодости воплощенье,
утренней зари отображенье;
взоры ангельские омрачились.
«Те шары, что движутся по небу
и которые теперь ты видишь
словно темные простые пятна —
солнца это, вожаки созвездий,
убежавши из неволи тяжкой,
по священной воле Миродавца,
они ищут, где б остановиться,
чтоб принять в себя лучи бессмертья;
коронованные вечным светом
в вечности они вращаться будут».
Чуть вперед меня он пододвинул,
указал на то, что было слева.
«Видишь ли вон этот шар пустынный,
что окутан плотно черным дымом.
Он один на световом просторе
облачился в черную порфиру;
зла он всяческого воплощенье,
под единой собранного крышей,
он престол для мрака представляет,
ужасом наполненный театр!
Это ад, а Сатана царём там,
тёмный дух и ненавистник неба,
зло ему единая утеха,
он со злом навеки обручился,
злу принес невиданную жертву —
часть шестую воинов небесных
сладкого лишил навек блаженства
8,
уволок их в царство страховито
на сплошные вечные мученья;
вам ведь тоже от него досталось!»
Когда выплеснет все волны море,
отбушует прошумевшей бурей,
то стихийных сил оно лишится;
изнурённое от напряженья,
море возвращается обратно
в колыбель песчаную и в зыбку.
И ослабшая душа поэта,
занесённая виденьем неба
за воображения границу,
в прежнее уныние впадает;
крыл мечтания она лишилась,
мрачные отверзлись ей провалы,
что пожрать всегда готовы душу,
словно б привиденье ей явилось;
птицей пойманной душа трепещет,
криками напугана о смерти,
разрушительнице мирозданья,
к краю пропасти душа подходит.
Ангел с белоснежными крылами
душу мою спас таким внушеньем.
«От огня Создателя не бегай!
Искра ты, сотворена для неба
и отмечена бессмертным Богом.
Позабудь свою земную зыбку,
всё чревато там неволей, плачем,
глупость там повенчана с тиранством,
люди от трудов изнемогают,
славят Цезаря и Александра,
смертоносные соблазны всюду
и везде тебя подстерегают».
Я стряхнул с себя оцепененье,
ангелу бессмертному сказавши:
«Кто из духов, светом сотворенных,