Два года ада, или Как выжить в армии - страница 18

Шрифт
Интервал


Начали мы дальше убирать плац от снега. Я немного сачковал и глыбы таскал через раз. Ответственный офицер меня сразу приметил и сказал: «Да ты, я смотрю, работать не любишь. Когда приедешь из учебки, получишь сержанта, тогда и будешь командовать, а сейчас работай». Его слова до меня опять не дошли, и пришлось делать вид, что работаю. Если делаешь вид, что работаешь, не забывай потеть – это армейская пословица.

После обеда и мытья котелков, мы какое-то время сидели в казарме до распоряжений командиров. Я подошел к сержанту, руки у меня были в карманах, и спросил: «Слушай, а можно письмо домой сейчас написать?» Сказано это было на гражданском языке. Рыжий сержант, ударив меня ногой по руке, которая была в кармане, прокричал: «Можно Машку за ляжку!» – и ударил еще ногой по шее. Немного отойдя от ударов, я про себя подумал, что лучше ничего не спрашивать, пока не научусь по уставу подходить с вопросами. Я сел на кровать и переваривал случившееся, когда увидел в нескольких пролетах, что старослужащий бьет моего земляка Петруху. Я сразу вспомнил о нашем уговоре «один за всех и все за одного» среди своих земляков, когда мы были героями, выпивая водку в поезде. Все смотрели это зрелище и молчали. Пересилив страх, я подошел и сказал, чтобы не трогали моего земляка. После чего Петруху оставили в покое и переключились на меня. Несколько старослужащих начали меня бить. «Ты душара поганая, ты чего о себе возомнил?» – кричал один, нанося мне удар в грудь. Как мне было обидно, что земляки это видели, и никто слова не сказал в мою защиту. Присев на кровать, у меня потекли слезы, что никаких друзей здесь и быть не может и каждый сам за себя. Кто никуда не лезет, меньше наживает себе проблем. Я сдержал свое слово, которое сказал в поезде, другие не сдержали.

В голове я начал все переваривать, что земляки – это не есть хорошо, и надо выживать поодиночке в первые месяцы своей службы. Ребята потом отмазывались, что если заступились бы за меня, было всем еще хуже, и, наверное, они были правы, но за слова, сказанные в поезде, их никто не тянул. Как-то, может, не придал этому значение, и не посчитал это всерьез. Но что говорить о службе в армии, когда я за свою прожитую жизнь не нашел ни одного товарища, про которого сказал бы, что с ним я пошел бы в разведку. Сущность, видимо, человеческая такова – жить ради своей выгоды. И меня это всегда коробило с детства.