(Откр. 13, 2, 4–5, 7–8). С какой наглядностью Святой Дух живописует противящегося и превозносящегося, который, узурпировав Божеское достоинство и почести, начнет терзать всех отказавших ему в поклонении! На нем в полной мере сбудется слово Господне об ученике, который сделался сыном геенны, вдвое худшим[6], чем учитель. Если сам денница, в безумном желании присвоить всемирную власть, возомнил себя богоравным, то духовный образ и подобие его, обоготворив собственную персону, превзойдет «первообраз» и пожелает вовсе «упразднить» Бога. Слова «превозносящийся выше всего, называемого Богом» как раз и обличают его намерение подменить собой всякое божество – и мнимых богов, и единого истинного Бога, ве́домого в Иудее[7] (над которой он будет, к несчастью, царствовать как долгожданный мессия и избавитель еврейского народа).
Так что в храме Божием сядет он, как Бог… Страшное и поистине беспримерное кощунство, но ведь дерзость и бесстыдство его столь же неописуемы. Богоравными мнили себя, как мы помним, диавол и многие из тех, кто на протяжении веков был его орудием. Так, о царе Ироде Агриппе, который позволил именовать себя богом, известно, что Ангел Господень поразил его за то, что он не воздал славы Богу; и он, быв изъеден червями, умер (Деян. 12, 23). Но заменить Бога собственной персоной до явления сына погибели не дерзал никто, и понятно, что такое беспримерное нечестие повлечет за собой и неслыханную меру бед. Изъясняя Павлово пророчество об антихристе, отцы задавались и вопросом о храме, где воссядет мерзость запустения, которая узурпировала честь, воздаваемую лишь Богу. (Мы не рассматриваем здесь еще более богопротивные и кощунственные, на взгляд христиан, воззрения апологетов язычества. Как правило, они выражали их не столько в делах, сколько в сочинениях отвлеченного или мифологического характера. Влекомые общечеловеческим инстинктом веры, но не имевшие понятия об истинном богопочитании, языческие народы в поисках божества поклонялись то силам и стихиям природы, то собственным героям, благодетелям и даже тиранам, когда те отходили в мир иной.) И едва ли нужно говорить, как болезновало пророческое сердце апостола, который прозревал будущее словно настоящее, от предощущения духовной катастрофы, когда растление сердца и ума принесет плод последней хулы и нечестия, запустения и гибели. Поистине