– В Бога веришь? – спросил голос из-за спины.
– Неа…
– Комсомолка?
– Неа…
– Местная?
Анюта молчала, не решаясь обернуться. Что же ответить? Как соврать?
Вот один из троих спешился, приблизился к ней, сдёрнул с её плеч мешок.
– Я знаю её, Колдун. Она воронежская. Ты хотел её подстрелить, Голод?
Первый всадник отрицательно покачал головой.
– Воронежская? Узнаю! Почему так далеко забрела? Мы в Курской губернии, – проговорил тот, кого повеличали Колдуном. – Воронежкий сельхозинститут. Факультет почвоведения. Так?
Колдун склонился над ней, совершенно заслонив солнце.
– Анна Сменщикова. Так?
Анюта скосила глаза – решилась посмотреть на дознатчика. Ничего интересного. Нижняя часть лица закрыта куском пыльной материи, пронзительные глаза над ней живые, с тёмной каймой вокруг радужки и розоватыми белками, ворочаются из стороны в сторону. Странный дядька, но пока не страшный. Но вот приблизился один из его товарищей, тот, что потрошил Анютин мешок, и тогда ей сделалось тошновато.
– Тут только смена белья. Ха! Кружевное бельишко! Эй, Голод, посмотри! – всадник подбросил её жалкие пожитки в воздух, а Голод с той же циркачьей ловкостью поймал их и проговорил:
– Шелковое бельё. Крестьянское платье. Что-то тут не так, Колдун.
– Ищи, Гроб! Вытряси всё из мешка! – скомандовал Колдун. – А я сейчас её…
По телу Анюты елозили крепкие, пронырливые руки Колдуна. Анюта была спокойна. Карманов у неё нет. Одёжка простая, крестьянская. Раз эти люди её знают – опасаться нечего, свои.
– Колдун, еды – ни крошки, – доложил Гроб.
– Я иду в Михнево. Там у меня бабушка…
– Врёт, – фыркнул Гроб.
– Шелковое бельё, крестьянское платье, – повторил Голод.
– Ты ведь дочка директора первой школы? – спросил Колдун и рванул её за ворот платья.
Совсем простая хлопчатная ткань оказалась очень крепкой – затрещала, но не поддалась. Анюта ударилась лицом о твердую землю, но не вскрикнула. Теперь колдун ухватил её за подол. Прижимаясь лицом к тёплой пыли Анюта слушала, как Колдун превращает её платье в узкие лоскуты.
– На! – сказал он кому-то. – Пригодится, если перевязать.
Потом он намотал на кулак её косу и так поддёрнул кверху, что ей пришлось подняться. В глазах плясали разноцветные искры, а он тянул её за косу назад, заставляя изгибаться. Солнце больно ударило в глаза. Где-то совсем рядом завопила коза. Лязг железа. Громкий хлопок – и животное умолкло. Стало слишком тихо и совсем уж, нестерпимо больно.