Нравы Мальмезонского дворца - страница 31

Биограф Жозефины Гектор Флейшман пишет:

«В официальный приемный день у дверей Мальмезона – толпа.

В другие дни – только приглашенные друзья. В Мальмезоне близкие друзья Первого консула бывали, пожалуй, чаще, чем в Тюильри.

Фонтен перечисляет только дюжину приглашенных на один из дней отдыха. В действительности, общество более многочисленно. Там бывает Вольней, к которому Жозефина питает „искреннюю дружбу” и „любовь к его уму”, тот Вольней, который проводит иногда в Мальмезоне по сорок часов и возвращается оттуда больным; Мюрат, Лебрён, Жюно, Тальма, Савари, Дюси, де Сен-Пьер, Дюрок, Камбасерес, Бертье, Талейран, Рапп, Корвизар, д’Арлевиль. Как-то Бонапарт в присутствии друзей, когда Жозефина игриво ударила его по плечу, шутливо обронил: „Господа, будьте свидетелями, моя жена меня бьет!” Д’Арлевиль удачно сострил: „Все знают, что ей одной принадлежит эта привилегия, генерал!”

Из женщин там бывали все представительницы ветреного общества тех дней».

Относительно женщин в Мальмезоне Лора д’Абрантес отмечает:

«За завтраком иногда присутствовало по двенадцать-пятнадцать женщин».

Гектор Флейшман не может удержаться от романтического тона:

«Бонапарт участвовал в играх гостей. Местом их чаще других бывал парк. Играют в чехарду, жмурки, в „ножницы”. Бонапарт, как и положено в играх, плутовал, смеялся. Дурачась, подталкивал Жозефину, когда в теплые ночи флореаля среди аллей, залитых бледным светом луны, начинали водить старинные хороводы („Вы, хороводники! Держите ровнее круг!”). Дамы надевали для таких случаев легкие юбочки и прозрачные шарфы. Ветер мягко касался изящной ткани, и она, казалось, с трепетом отдавалась ему».

Действительно, Мальмезон тех времен вполне можно сравнивать с загородной дачей, с деревней, где можно было прекрасно отдохнуть от столичной суеты.

Мальмезонский замок (вид со стороны главного входа). Гравюра начала XIX в.

Уже в ссылке на острове Святой Елены Наполеон вспоминал:

«Я всегда любил звук сельских колоколов».

Хорошо знавший Наполеона Луи-Антуан де Бурьенн в своих «Мемуарах» пишет:

«Колокольный звон производил на Бонапарта необыкновенное действие, которого я никогда не мог себе объяснить. Он слушал его с наслаждением. Сколько раз бывало, в Мальмезоне, когда мы гуляли с ним по аллее, ведущей к Рюэйской равнине, сельский колокол прерывал наши беседы о самых важных делах. Он останавливался, чтобы шум шагов не заглушил ни одного из чарующих звуков, и почти сердился на меня за то, что я не испытывал тех же чувств, как он. Действие, производимое на него этими звуками, было так сильно, что в голосе его слышалось волнение, когда он говорил мне: „Это напоминает мне мои юные годы в Бриеннской школе. Я был счастлив тогда!”».