Видимо, я присутствую при какой-то ссоре.
«Ява» скрывается в пыли. Я останавливаю мужчину, поднимающегося на крыльцо.
– Простите.
– Да? – раздраженно спрашивает он.
Ему лет тридцать пять, лицо довольно красивое, из тех, что принято называть мужественными: тяжелый подбородок, крупные скулы, глубоко сидящие жесткие глаза. Темный, прочно въевшийся в кожу загар. Только морщины белеют.
– Видите ли, я жил когда-то в этом городе… Этот человек… Эта девушка на мотоцикле – Лена Самарина?
– Самарина!
Он взбегает по деревянной лесенке. Ступеньки скрипят под тяжелым телом. «Очень энергичный мужичок, – думаю я, глядя на широкую выпуклую спину. – Такие берут жизнь просто, как яичницу со сковородки. Ну пусть! Ладно».
В маленькой конторе правления – начальник колодинской милиции капитан Комаровский, его помощник и Дмитрий Иванович, бессменный предводитель здешних охотников.
Дмитрий Иванович сразу узнает меня.
– Паша! – говорит он и трясет мою руку. Очки его, сползшие на кончик носа, тоже трясутся. – Наконец-то завернул к нам. Несчастье-то какое! Не думали, не гадали…
– Как Лена? – спрашиваю я.
– Лена! – сияет старик. – Сорванец, как прежде. Преподает физкультуру. На мотоцикле гоняет. Хуже парня!
Это в восьмом классе мы с ней взбудоражили весь город, когда тайком отправились в путешествие по Катице, а лодка перевернулась, и мы очутились на скалистом островке. Нас нашли на пятые сутки.
– Ты бы хоть писал изредка. Все дела?
– Дела…
Сказать бы прямо – забыл, вот и не писал. А тут, приехав в Колодин, вспомнил. Невозможно не вспомнить, потому что Колодин – мое детство, а детство – это Ленка. Да и только ли детство? Там, у дома Коробьяникова, мы впервые поцеловались. «Отец говорит, он был хороший, Коробьяников, – сказала Ленка. – Больницу выстроил и библиотеку». «Он был купец, буржуй, – ответил я. – А больница – это филантропия». – «Ты дурак. Филантроп, знаешь, что значит? Любящий людей». Мы, как всегда, поспорили, а потом… поцеловались. В доме Коробьяникова светилось окно, и тополя шумели под ветром. Городок наш безлесый, и только у этого дома был зеленый оазис. Здесь шелест листвы заглушал шепот.
Позднее мне пришлось задумываться над этим спором, и, познакомившись с Эн Эс, я понял, что филантропом можно быть, даже если работаешь в милиции. Точнее, особенно если работаешь в милиции. Нас считают суровыми людьми. Наверно, так оно и есть. Сотрудникам угрозыска жизнь предоставляет не так уж много поводов для улыбки и радужного настроения. Но я помню, как однажды Николай Семенович вытащил из стола толстую пачку писем и сказал: «Знаешь, самое ценное для меня – это…»