– Видите ли… Я осмотрел очень тщательно… Никаких следов. Борьбы не было, не было.
– Ну а ваши субъективные наблюдения?
Я знал: майор с большим доверием относился к таким вот застенчивым ученым мальчикам. Он не терпел людей с апломбом.
Врач оживился, почувствовав уважительное отношение милицейского начальника.
– Судя по положению трупа, убийца ударил сразу, как только открыли дверь. И – вы знаете? – был нанесен и еще один удар, но уже после фактической смерти.
Комолов поморщился.
– Просто зверюга, зверюга, – сказал врач.
– Когда наступила смерть? – спросил майор.
– Время мы знаем точно, – заметил Комаровский, – преступник уронил будильник, шаря на столе. В двенадцать ночи. В двенадцать и десять минут.
Я представил себе эту ночную сцену: тусклый свет лампочки в сенях, фигуру Осеева, возникшую в проеме двери, и черную крутую спину убийцы с головой, убранной в плечи, – как хищник перед прыжком. Преступник знал, как надо действовать. Если бы он замахнулся, Осеев успел бы прихлопнуть дверь. Но удар был коротким и резким.
Мы вошли в дом. Следы, оставленные грязными сапогами убийцы, вели в глубь коридора. Дом был просторный и пустой. Осеев, сравнительно недавно переехавший в Колодин, в ожидании семьи не обзаводился мебелью. В первых двух комнатах мы увидели голые бревенчатые стены и покрытый легким слоем пыли крашеный стол. Преступник сюда не заходил. Он направился прямо к кабинету – единственной обжитой комнате.
Эксперт снимал и зарисовывал отпечатки, я непрерывно щелкал фотоаппаратом. Кое-где с сапог осыпалась глина, и я аккуратно собрал ее в конверты.
Убранство кабинета было нехитрое. Две этажерки с книгами, старая, с прогнувшимся матрасом кровать, грубый, незастекленный буфет с посудой, медвежья шкура на полу, письменный стол в углу, у окна. Следы вели только в этот угол.
Мы подошли к письменному столу. Ящики были выдвинуты, какие-то бумаги валялись на полу. Будильник с разбитым стеклом лежал циферблатом вверх. Убийца, видимо, спешил. В верхнем ящике стола лежала раскрытая сберкнижка. Незадолго до трагической гибели Осеев снял с книжки около пятисот рублей. Денег в столе не было.
Преступник предусмотрительно надел перчатки. Он оставил несколько жирных отпечатков на бумаге, покрывавшей стол. От пятен исходил едва уловимый запах бензина.