Лейтенант, весь красный, влетел в блиндаж, мыча ругательства и потрясая биноклем, и выпалил, что давно пора усвоить, что значит быть дозорным, а если он ещё не усвоил, то пусть теперь глядит в оба, чтобы ему, лейтенанту, не пришлось ему напомнить, и так далее и тому подобное.
Он оторопел от такой резкой и внезапной перемены. Надувшись, старался не смотреть лейтенанту в глаза, думая про себя: «Так я и знал: эти сукины дети – все одного поля ягоды!»
Но тут лейтенант внезапно умолк. В восхищении он разглядывал роскошное убранство их новых хором, так и забыв опустить руку с биноклем. На его лице снова появилось выражение детской невинности.
– Ого!
При виде всех этих журналов, разноцветных банок с консервами и канистр с керосином лейтенант растаял. Осматривая блиндаж, он заметил уголок книги, выглядывавший из-под кипы одеял, и вытащил её на свет божий. Положив бинокль на ящик, он с любопытством стал перелистывать страницы.
– Ты только посмотри, что я нашел! Китайская священная книга[2].
– Зачем она нам?
– По ней можно гадать. Неплохое развлечение.
Он положил книгу на журналы, взял карту местности и, подхватив бинокль, вышел из блиндажа.
– А тут, похоже, не всё спокойно.
С такими людьми ему ещё никогда не приходилось иметь дела. Вот это фрукт! Сначала испортит настроение, а потом и виду не кажет, как будто так и надо. Так загореться при виде какой-то затасканной книженции… Да ну его к чёрту!
Он ещё раз пошёл проведать запасы консервов. Хотелось пить, и лучше бы – горячего чаю. От компота жажда только усилилась. Сидя на корточках перед термосом, он осушил подряд несколько стаканов. Вода была тёплая и затхлая, а всё-таки пить было в удовольствие. Он вытер губы рукавом и полез наружу на поиски чистого незатоптанного снега, чтобы закинуть в термос. То тут, то там белизну снежного покрова разбавляли желтоватые ямки и прерывистые зигзагообразные линии. «Вот она, солдатская житуха, – подумал он. – Нагадили… Как цыгане: сегодня в этом блиндаже, завтра – где-нибудь ещё. Может, в земле. И моча эта жёлтая, потому что жёлтый – цвет страха. Страшно умирать».
Уже в чуть более унылом настроении он вернулся к обрыву. Лейтенант примостился за валуном и, осматривая окрестности в бинокль, делал пометки в карте. Он встал за спиной у лейтенанта, потом присел на корточки и прижал пальцами края карты, которые нещадно трепал ветер. Лейтенант улыбнулся ему.