Что у пьяной меня на уме
языке… так это язык понравившегося мужчины!
Вспоминая его губы, могу сказать лишь одно: было
жарко и круто! А если еще и спрятаться в темный-претемный укромный-преукромный
уголок, то себе-то можно признаться: хочу еще! Очень!
В тот злосчастный вечер Давид забрал меня из
кафе, в котором я отдыхала с подругами после очередного сеанса нытья о своей
нелегкой судьбе брошенки доктору Васильеву. Я старалась скинуть с себя этот
груз, веселилась с девчонками и не отказывала себе в «Мартини».
Тогда я вот так же сидела на заднем сидении и
следила за тем, как его руки плавно крутят руль, как он, не напрягаясь и не
нервничая, реагирует на все, что происходит на дороге. Давид был абсолютно
невозмутимым даже в тот момент, когда какой-то камикадзе на черном мопеде
возник из ниоткуда и чуть не попал под переднее колесо «мерса».
С Давидом мне было спокойно, это не могло не
подкупать. Мне нравилось ощущение безопасности, которое он дарил.
Если бы за рулем сидел мой папа, он злился бы
и ругался на тех, кто играл в «шашки» и подрезал все попутные машины. Если бы
был Рома, мы бы ехали со скоростью улитки, потому что машина дорогая, ее нельзя
царапать. Этот страх чувствовался в каждом его слове, каждом движении. Он
переживал только за тачку!
Но с Давидом все было иначе. Его не волновало
то, что может случиться с «мерсом», он не отвлекался на «шумахеров» и «черепах»,
что окружали нас на шоссе. Давида заботила только его пассажирка.
Он вел плавно, спокойно и очень уверенно. Я
чувствовала себя чем-то хрупким, очень важным и драгоценным — таким, что нужно
оберегать любой ценой. Возможно, даже ценой своей жизни. В тот вечер мне
показалось, что дело было не в том, что Давиду платят за эту работу. Мое пьяное
подсознание шепнуло, что дело было только во мне.
Эти ощущения, да еще в сумме с «Мартини»
подтолкнули меня туда, куда не стоило наступать.
Давид, пока мы ехали из кафе, изредка
поглядывал на меня в зеркало, но молчал. Я же пристально изучала его черты
лица, ресницы, глаза. Я любовалась им и пыталась найти хоть какой-то изъян.
Обычно, когда мне нравился парень, но я
понимала, что дальше единичного секса мы никуда не продвинемся, я так и делала
— выискивала то, что могло оттолкнуть меня: оттопыренные уши, нос «картошкой»,
редкие противные усы — да что угодно, что могло отвернуть меня. Но с Давидом
это, как назло, не срабатывало. Мне все нравилось в нем. Вообще все!