Как же я могла забыть-то о них? Дура!
Прикусила губу, убеждая себя не поднимать руку и не смотреть на маленький экран.
— Карин, у тебя все хорошо? Ты какая-то странная сегодня.
— Все отлично.
Я растянула губы в ещё более широкой улыбке, аж щеки заболели, и пошла к Морковочке, сидящей на цветастом коврике в окружении игрушек. Часы опять завибрировали, но я поцеловала свою крошку в макушку и сдержалась.
Часы завибрировали вновь, и я опять поцеловала Маришу.
На третье оповещение моей нервной системы уже не хватило, да и Морковочка отползла от меня поближе к Олесе. Я все же подняла руку и даже ощутила легкую досаду, увидев, что это было сообщение от мамы, отправленное в другом мессенджере. Она меня потеряла, а я только в этот момент вспомнила о том, что не предупредила ее о своей поездке к подруге.
— Лесь, я пойду маме позвоню. — Олеся молча кивнула, а мне все же пришлось вернуться в комнату и взять в руки телефон.
А еще мне пришлось признаться самой себе в том, что вела я себя как сущий ребенок. Перед тем как набрать маму, я все же открыла переписку со Скольниковым и тут же громко выругалась. Он отправил мне фотографию огромной кровати, расправленной. А следом маленькую, но совершенно ясную приписку.
«Ты права, меня интересуют девочки постарше».
Ну вот как после такого можно сдержать не только язык за зубами, но еще и злость? Это же невозможно. Нужно быть либо чертовым бесчувственным роботом, либо пройти курс успокоительного. Я вдохнула-выдохнула и все же позвонила маме. Быстро с ней поговорила, обсудив домашние дела, накопившиеся за время ее отсутствия. Утром я ушла из дома до того, как она проснулась, поэтому толком мы и не поговорили. Скинув вызов, я еще раз зашла в переписку и нажала на фотографию.
— Интересно, это реальная кровать или Марк скачал из интернета обычную картинку? — задавшись этим вопросом, я начала рассматривать отправленную мне фотографию более подробно.
Красивое дорогое постельное белье светло-серого цвета, четыре подушки, которые так и манили положить на них голову и уснуть. Стоп! Я тут же свернула переписку, а затем вернулась обратно и быстро напечатала:
«Оставьте меня в покое!»
Хотела добавить его имя-отчество, но не стала, подумав, что он может решить, что я таким образом с ним кокетничаю. Только Скольникову было, видимо, совершенно пофиг на мое мнение и на мнимое кокетство, которого и в помине не было. Марк прислал мне еще одну фотографию — себя в кровати. Лица мужчины видно не было, он скорее фотографировал лишь ноги, но в кадр попал кусочек его рельефного живота, сразу за которым шел пояс хлопковых серых, на пару оттенков темнее, чем постельное белье, домашних штанов, а затем босые ступни. Ноги Скольников скрестил на уровне щиколоток, привлекая мое внимание к своим пальцам и подъему.