— Приятно видеть такую крепость в вере, — насмешливо протянул
халиф, — но разве поражение — не ответственность прежде всего
военных. Разве не ты, Халид, участвовал в той самой войне с Румом,
где мы потеряли Кипр и Тарс, — и не рядовым шахидом?
Джафар с удовольствием наблюдал как смущенно потупился
Халид.
— Я и не снимаю с себя ответственности за тот позор, — нехотя
протянул араб, — и готов смыть его кровью неверных — или же своей,
если придется.
— Вы все так бредите кровью и смертью, — вздохнул Ибрахим, — тот
же Яхья, что шлет мне эти безумные письма, поминает войну и казни
через слово. Неужели нет иного способа славить Аллаха — через
познание красоты созданного им мира, простые радости жизни,
прекрасную поэзию...
Тоскливо уставившись в окно он негромко продекламировал:
Мир я сравнил бы с шахматной доской:
То день, то ночь... А пешки? — мы с тобой.
Подвигают, притиснут — и побили.
И в темный ящик сунут на покой. *
— Мудро сказано, повелитель, — ввернул Джафар.
— Если бы вы все видели то, что вижу я каждую ночь, — на лице
Ибрахима появилось мечтательное выражение, — эта древняя земля
навевает чудные сны и в них ко мне являются могучие джинны и
прекрасные пери, что вместе со мной славят Господа Миров
прекрасными песнями и стихами. А когда я приоткрываю страницы
«Аль-Азифа», то...
Он замолчал, словно поймав себя на том, что сказал лишнее. Халид
недоуменно посмотрел на Джафара, а визирь, на миг забыв о своей
неприязни к военачальнику, в ответ закатил глаза: он-то успел
почуять не только винный запах от халифа, но и куда более слабый,
но все же уловимый аромат макового настоя.
— Я простой воин и не вижу так далеко, — начал Халид, — но, если
повелитель правоверных позволит своему слуге....
— Мой повелитель, — не выдержав, вмешался Исаак, — мои знания
ничтожны в сравнению с вашими. Но, похоже, сейчас и я смогу
сообщить вам что-то новое. Сегодня от моих друзей в Руме пришла
благая весть, узурпатор Константин — мертв!
— И вправду радостная весть!- воскликнул Халид, — о повелитель,
сам Аллах дает нам знак вести войска в бой!
— На трон взойдет его сын, — продолжал Исаак, — он всего лишь
самонадеянный юнец, а его мать — лангобардская варварка, под
которой давно шатается трон. Как только я вступлю в пределы
империи, все восточные фемы примут нашу сторону. Кроме того, у меня
есть сторонники в самой столице, которые нанесут удар в нужный
момент.