- Добрый день, господин Афонов, - Виктор первым заметил
подошедшего штабс-капитана. Японка вежливо улыбнулась.
- Добрый. – Афонов оглядел церковь. С чего бы японцам строить
такую махину в мелком, в общем-то, городишке?
Ответ обнаружился мгновением позже, когда взгляд зацепился за
мемориальную доску, прикрученную недалеко от входа.
«Храм в честь Николая Чудотворца поставлен в память цесаревича
Николая Александровича, злодейски убиенного японцем Цудой Сандзо 29
апреля 1891 года во время путешествия престолонаследника по
Благословенным островам».
Ниже – та же надпись по-японски. Александр чуть не хлопнул себя
по лбу. Ну конечно, то-то он ломал голову, откуда название городка
кажется смутно знакомым! Печально знаменитый инцидент в Оцу,
поставивший будущих союзников на грань кровопролитной войны. Гибель
наследника Российского престола от руки японца-фанатика вызвала
жутчайший скандал… Но сейчас про это вспоминать очень не любят – из
политических соображений. Японцы содержат построенный на деньги
императора Мэйдзи храм в образцовом порядке – и терпеть не могут,
когда российские официальные лица вспоминают о его существовании.
Ну а оные лица усиленно делают вид, что цесаревич Михаил был
единственным наследником императора Александра III.
Да и мне, подумал Афонов, лучше бы здесь надолго не
задерживаться. Штабс-капитан, конечно, не полномочный посол, но
японцы, кажется, до сих пор полагают эту страницу истории весьма
позорной и терпеть не могут, когда о ней напоминают.
Перекинувшись парой слов с Виктором и Кэйко, он направился в
сторону полицейского участка. Взгляд зацепился за еще одного
иностранца. То ли европеец, то ли американец – Бог весть. Ладно
сложенный светловолосый парень беззастенчиво пялился на парочку,
которая в упор не замечала внимания в свой адрес. С чего бы такое
любопытство, интересно?
Можно, конечно, подойти да пообщаться, но смысл? Вокруг
ошивается никак не меньше трех подчиненных Такаги – вон, кстати,
один из них, сосредоточенно курит, вооружившись карманной
пепельницей. Если уж что случится – полицейские живо пресекут любое
безобразие. Сделав в памяти заметку поинтересоваться у инспектора
на предмет не в меру любопытного
гайдзина[1], Афонов отправился
восвояси.
- Радостно на душе почему-то… Светло и будто бы солнечно. Ой,
Вить, не обижайся… - Кэйко за прошедшие дни успела намертно
осознать себя настоящей японкой. И, похоже, здорово распереживалась
из-за убитого цесаревича. Не могла повода посерьезней
придумать.