А очнувшись в этом теле я твёрдо решила жить. Что бы не случилось, я буду жить.
– Амелька, ну что, я растопил, - крикнул староста. – Ты не закрывайся пока. я тебе еды хоть принесу. И это… Молчи, что я тебе помогаю. Моя меня со свету сживёт.
– Спасибо вам, дядь Мефёд, - крикнула я, смахивая свободной рукой слёзы благодарности.
Совсем скоро в доме стало тепло. Крошка уснул, наевшись до отвала и не обращая внимания на грязные пелёнки. Я сходила ещё раз за дровами и подкинула в печь, с радостью глядя на потрескивающий огонь. Сегодня мы не замёрзнем, а если Мефёд принесёт еды, то я не ослабну. Завтра надо будет лезть в погреб, поискать там хоть каких-то овощей. Хотя, что я там хочу найти, спустя два года? Гниль? Подойдя к сумке, вытащила кошель, который мне бросил граф.Высыпав монеты на ладонь, счастливо воскликнула. Пять золотых и три серебрушки! Это богатство! Для лорда это стандартная плата за пару обедов в столичной таверне, а для меня – несколько месяцев достаточно сытой жизни.
Забрав серебрушки, я ссыпала золото обратно и запихала кошель в щель между досками на полу. Здесь их не найдут, если решат, что у меня можно чем-то поживиться.
Минут через сорок пришёл Мефёд, неся котомку, в которой громко звякали крынки.
– Амелька, забирай угощение, - мужчина поставил холщёвую сумку на пол, рядом с дверью. – Там не много, но на пару дней хватит. Ну…Бывай.
Мужчина ушел, а я подбежала к сумке, заглядывая внутрь. Крынка свежего молока, хороший кусок свежего хлеба, даже окорок копченый есть. Немного сырых овощей и куриная нога – это я оставлю на потом, сварю суп.
Расслышав шаги в сенях, а после скрип двери, я оглянулась, готовясь расспытаться в благодарностях, рассказать Мефёду, как он меня выручил.
Но не успела и слова сказать, получи в хлёсткую пощёчину. В ушах зашумело, щёку обожгло болью, а из глаз брызнули слёзы.
– Я тебя со свету сживу, если к мужу моему ещё раз подойдёшь, - зашипела Авеса, старостина жена. – Графская подстилка решила, что раз госпожой стать не смогла, то может мужей чужих уводить? Убью, поняла?
– Поняла, - тихо шепнула, прижимая ладонь к щеке и испуганно глядя на дородную, очень злую женщину.
Сплюнув мне под ноги, Авеса ушла, а я села на лавку и бездумно уставилась в стену.
Графская подстилка. Теперь это моё клеймо навсегда, и ни один мужчина не подойдёт к дому, боясь гнева жена. И ни одна женщина приветливо не улыбнётся, встретив на пути.