- Готовы ли Вы ради главенства и процветания Рода принести в
жертву Создателю своих близких?
- Нет.
- Нет.
Чаша весов завибрировала и… опустилась, но вторая чаша, к
удивлению двойняшек, не поднялась соответственно, а осталась в том
же положении, как и была до этого.
- «А эти весы скоро сломаются. Такой изгиб конструкции вряд
ли нормален. Я не инженер, но и делетанту понятна несуразность
положения…» - хмыкнул про себя Антон.
- Готовы ли Вы погибнуть, оставив судьбу своего близкого в
неведении ради сохранения знака Рода.
- Да.
- Нет…
Вопросы сыпались один за другим и чаши то поднимались, то
опускались, находясь в непрерывном движении. Сколько было вопросов
и сколько прошло времени, Арина не помнила, находясь, по её мнению,
под гипнозом, хотя отвечала сама, не под чужим влиянием. И вскоре
девушку, как показалось, отпустили из невидимых мягких объятий,
шепнув, что скоро всё закончится. Было это иллюзией или ей, в самом
деле, кто такое шепнул…
… - Готовы ли Вы возглавить Братство Хранителей, что пронесло
через века и сохранило, несмотря на гонения и смерть близких, не
выдав носителей, знак Рода?
- Да.
- Да.
- Последний вопрос. Готовы ли Вы, испытывая муки ужасные,
терзания плоти своей недругами, спасая близкого своего
единоутробного, выдать на поругание знак Рода?
- Нет.
Девушка, после паузы, тоже ответила отрицательно.
В огромном зале наступила тишина. Казалось, слышно дыхание
каждого присутствующего и даже воздух загустел перед явлением
чего-то непонятного. Взгляды людей были прикованы к чашам весов,
которые снова и снова, словно повторяя свои прежние движения, то
сравнивались, то опускались под повторяющимися неслышимыми
вопросами и ответами. И когда после очередного цикла движений одна
из них резко опустилась, коснувшись невидимого ограничителя, а
затем резко подскочила вверх, по залу пронёсся тихий перезвон
большого колличества невидимых колоколов.
Двойняшки, не отрывая глаз, смотрели на бледного деда, по лицу
которого ручьями скатывался пот. Тот стоял с закрытыми глазами и
словно беседовал мысленно с кем-то незримым. Глаза старика под
закрытыми веками перекатывались, а губы то складывались в улыбке,
то превращались в непонятную, порой или злобную гримасу или
презрительную ухмылку.
Так прошло немало времени, но сколько, никто не знал, ведь
никому и не пришло в голову посмотреть в тот момент на часы.