–…Палыч-то совсем сдал. Совсем старик стал, а ведь
молодой еще. Сколь ему? Полтинник вроде есть…
Теслин же
все это бормотание медицинского персонала пропустил мимо ушей. Он
переваривал только что услышанное. «Совсем ничего не пойму… 19 июля
уже. Сколько же я провалялся после купания в море? Совсем голова не
соображает… Нью-Вествинстер Сити вышел из Нью-Йорка в двадцатых
числах мая. Почти две недели мы провел в пути из-за этой поломки
генератора. Потом был взрыв. А дальше? Получается у меня больше
месяца выпало из памяти? Господи, я проспал начало войны». От
осознания этого его пробил холодный пот. «Как же так? Как же так?
Ведь уже 19 июля! Врач сказал, что немцы уже у Киева. Значит, через
полтора месяца столица Советской Украины падет, и они двинутся
дальше… А что это за Шимск такой? Что за город такой? Или это не
город? О, Боже… Ленинград!». С этим одним из красивейших и в тоже
время трагичных городов России у него очень много было связано.
Откуда из этих мест были его родители, которых в самом начале
блокады пытались эвакуировать. К сожалению, стремительно
наступавшие немецкие войска перехватили их эшелон на какой-то
захолустной станции. Большая часть мужчин, попытавшихся оказать
сопротивление, была расстреляна на месте. Женщины и дети на этом же
поезде отправились на запад в концентрационный лагерь. Уже там он
потерял свою маму. После освобождения из лагеря в городке Саласпилс
именно в одном из детских домов Ленинграда он и провел более десяти
лет. Шимск от города Ленина находился в паре сотен километров.
Получалось, его эвакуировали в Ленинград, который в самое ближайшее
время окажется в блокадном кольце!
Он с
диким выражением лица поднял голову к потолку, словно пытаясь
рассмотреть смеющегося Бога, что так жестоко над ним пошутил.
Правда, никого и ничего, кроме потока серого цвета, он там так и не
разглядел. «Ленинград?! Ха-ха-ха! Мне восемьдесят три года и я в
блокадном Ленинграде! Господи, ты понимаешь, что сделал?! Я же тут
и полгода не протяну. Через пару месяцев немцы сделают колечко,
начнутся каждодневные бомбардировки, в результате которых сгорят
продовольственные склады. Власти введут продовольственные карточки,
ставшие мерилом жизни и смерти. Еще через месяц нормы
продовольствия снизят вдвое, через два месяца – в полтора раза. Тут
здоровые молодые люди превратятся в скелеты, пожилые и больные же
вымрут, как класс. Я же после болезни даже по-маленькому сам
сходить не могу. О какой тут работе над супероружием можно
говорить? К тому же у меня больше ничего не осталось – ни образца
изобретения, ни чертежей, ни записей. Пока я все восстановлю,
пройдет уйма времени. Как теперь что-то делать?». До ученого,
наконец-то, дошло, что все его планы, который он строил еще в
Нью-Йорке, оказались пустыми. «Что на меня тогда нашло?! Это было
какое-то помрачнение сознания! Какой от меня сейчас толк?! Я
развалина! Мне восемьдесят три года! Бог мой, столько не живут! Что
я смогу здесь сделать? Как я смогу помочь Союзу? Как? Неужели я
искренне верил, что мое изобретение сможет что-то изменить?!
Ха-ха-ха…».