Тут же улыбка вернулась на лицо Елены Викторовны. И дальше наши
разговоры сместились в сторону богов. Я постарался отвечать
уклончиво, отшучивался, быстро выпил поднесенный Ксенией кофе и
поспешил собираться в школу.
Уроки сегодня тянулись как-то особо долго, может, потому что на
первых четырех не было Ковалевской. Она мне оставила сообщение, что
занимается с отцом вопросами нашей поездки. Какие именно там
решались вопросы, Ольга пояснять не стала, и я не стал
спрашивать.
А после занятий, когда мы вышли из класса и спускались по
лестнице, княгиня, прощаясь, сказала:
- Саш, до завтра. Нескучно тебе провести время с Ленской, но не
слишком там заигрывайся.
- Оль, ты обижаешься? – я задержал ее руку.
- Нет… Хотя не знаю, - она пожала плечами. – Да, я ревную, если
ты об этом. Но если я обижаюсь, то не на тебя, а на то, как устроен
наш мир. Я уже говорила об этом. Почему он сделан в большей степени
для удобства мужчин? С другой стороны, на мир обижаться глупо. Это
все равно как обижаться на то, что на улице идет дождь – просто
такова реальность.
- Оль… - я отвел ее в левое крыло вестибюля, где стояли огромные
керамические горшки с пальмами, и обнял там, больше не говоря ни
слова.
- Ладно, Саш. Я знаю, что она тебе нужна. Знаю, что ты… - она
увернулась от моего поцелуя, но со второй попытки я поймал ее
губы.
- «Что я»? – продолжил я ее слова, - ну говори, «что я»?
- Ты – самец, извини за вульгарно-биологическое сравнение.
Матерый такой самец, - ее глубокие как небо глаза смотрели на меня
с усмешкой. - И мне это отчасти нравится. Но до тех пор, пока я
знаю, что я - твоя самая первая, неоспоримо лучшая. Не забывай меня
радовать этим приятным знанием, подтверждай его, и я буду терпеть
твою Ленскую.
- Ты самая-самая матерая самка, - я рассмеялся, жадно прижав ее
к себе.
- Дурак! Все, хватит, мне надо поскорее попасть в Тверской.
Сейчас дороги загружены, - она разжала мои руки. – И смотри не
проспи! В пять утра чтобы был на стоянке! – напомнила она.
Странно, но мне с Ольгой становится комфортно. Раньше я даже
вообразить не мог, что княгиня Ковалевская может быть такой
понятливой и милой. Мне казалось, что я буду жить рядом с ней в
постоянном напряжении от перепадов ее настроения, от ее капризов, а
она рядом со мной вон как изменилась. Знаю, что Ковалевская
изменилась не только для меня, но и для себя лично. Оля – большая
умница. Она призналась, что работает над собой по методике
какого-то известного алтайского психолога, осознает свои капризы,
которые ей самой часто мешают чувствовать себя комфортно и быть в
согласии в душе. Пожалуй, она единственный из знакомых мне в этом
мире людей, которые ставят цель сделать себя лучше,
совершеннее.