Пловец (сборник) - страница 15

Шрифт
Интервал


Отец возмутился, предложил борцу честную борьбу в палате госпиталя. Борец со смехом отказался. Отец настаивал, горячился, его перевели в другую палату.

С фронта отец вернулся награжденным несколькими орденами, слабым и уставшим. Но вскоре он набрал свои былые силы, правда, былых разгульных подвигов уже не совершал. Лишь одну впившуюся в душу занозу не смог он извлечь из себя, все эти годы она мучила его – когда он был мальчиком, когда он вырос в гордеца, никому ни в чем не уступающего, когда он воевал, был сапером, подорвался на мине, чудом остался жив, – заноза эта крепко сидела в нем, называлась она «заплыв Батуми – Поти».

Начав вновь работать в спорткомитете, инструктором по плаванию, он беспрестанно подбивал Исидора Буадзе, председателя спорткомитета, на организацию заплыва. Трудно объяснить, почему Буадзе был глух к этой идее. Может, и он не верил в силы сорокалетнего, контуженного на войне человека.

Пришла инструкция свыше об устроительстве массовых народных заплывов. Отец с энтузиазмом взялся за их организацию, и нынешний заплыв был четвертым.

Хрусталев-Серазини

И вот сейчас отец вел разговор со знаменитым чемпионом Хрусталевым-Серазини, который молча слушал исповедь отца.

– Я должен проплыть эти шестьдесят километров.

Хрусталев-Серазини знал уже все об отце, о Дурмишхане Думбадзе.

Давно кончился обед на лодочной станции. Двое мужчин шли вдоль берега моря.

– Пойдем ко мне, выпьем «Изабеллу»!

Они сидели во дворе нашего дома.

– …то что ты силен как буйвол, это еще не все. Для сверхмарафона нужна специальная тренировка, я тебе объясню, как ты должен готовиться…

Я сквозь сон слышал их голоса.

Они еще не раз сидели под электрической лампочкой, вокруг которой кружились ночные бабочки, пили вино и вели разговор о деле, самом для отца значимом.

Хрусталев-Серазини оказался человеком дела. Недаром его звали Серазини-торпеда. Он протаранил Исидора Буадзе, он позвонил в Тбилиси в республиканский спорткомитет. Отец, попав в водоворот его энергии, зарядившись ею, сам поехал в Тбилиси, добился организации заплыва, вернулся радостный и счастливый.

– Через месяц плыву!!!

Хрусталев-Серазини остался в Батуми по двум причинам, одна из них – подготовка заплыва отца, другая – красавица Лала.

На улице Розы Люксембург по вечерам раздавались итальянские арии: Хрусталев-Серазини завоевывал сердце заики, с трудом говорящей по-грузински и с еще большим трудом по-русски. Но ее божественная внешность давала ей право молча созерцать всех говорунов, всех певцов, всех красавцев, увивающихся вокруг нее, как пчелы.