Мика отвернулась, и мое сердце чуть не разорвалось на части. Неужели плачет и не хочет, чтобы я увидел? Почему?
— Мик, повернись, пожалуйста.
И каково было мое удивление, когда она повернулась с совершенно сухими щеками, будто и не плакала. Ее выдавала только красная полоска над губой. Я никак не мог решиться заговорить. Я был очень зол. До меня стало доходить, что происходит. Но я еще не до конца разобрался.
— Как ты себя чувствуешь сейчас?
— Что? — не поняла она. — При чем здесь это?
— С тобой сейчас все хорошо? — повторил я, но уже и сам догадался, что она ответит.
— Если ты про ногу, — вдруг сказала она, а я посмотрел на ее ноги, — хотя откуда тебе знать про ногу, тебя ж уже не было, — и увидел перебинтованные колени и стопу.
— А что с ногой? — я пытался взять себя в руки, но уже представлял, как покалечу того, кто это сделал.
— А почему у тебя колени перевязаны? — я еле сдерживался. Первый раз испытав чувство всепоглощающей злости, гнева вперемешку с желанием задушить этого урода.
— Что происходит, Камиль? — задала она вопрос. — Зачем интересуешься, если мы уже не вместе, так и скажи, а не спрашивай вопросы, которые тебя уже не должны волновать.
«Что, как это? Почему? — неслось у меня. — Я ослышался? Да что происходит?» — Что, почему не вместе?
— Ну, это ты мне скажи, почему тебя нет три дня, когда ты обещал вернуться. Когда говорил, что любишь, а меня на днях чуть не убили.
— Что? — уставился я на нее, еще не совсем переварив то, что она сказала. И тут пазл наконец сложился.
Я резко сократил между нами расстояние и сгреб ее в охапку. — Я и сейчас тебя люблю, очень, — затараторил я, боясь, что она сейчас развернется и убежит. Но она не обняла меня в ответ, и ее руки повисли как плети вдоль тела. И опять слезы.
— Микуся, прости, милая. Я… я не знал… Понимаю, что это не оправдание, я думал, что после всего ты не захочешь меня видеть. Потому что не смог защитить, потому что не смог толком помочь. Прости, я люблю тебя, так же как и три дня назад. Ничего не изменилось, если только ты меня ещё любишь, — я нес всякую пургу, чтобы только она не догадалась, как я сейчас зол и что на самом деле происходит. Только бы не знала. Иначе тут начнется война. И тогда я точно кого-нибудь убью.
Мгновение спустя она все-таки обняла меня.
А я уткнулся в ее волосы и никак не мог ей надышаться. Она все еще моя, не обиделась. Она ждала. Не болела, не избегала меня. Она просто ничего не знает. Она думала, что я ее бросил, предал. Злость опять начала закипать, и я боялся, что сейчас просто не остановлюсь и побегу сворачивать шею этой сучке. Как я мог подумать, что она болеет? И ведь приехать она ко мне не могла. Знал ведь, что она гордая и Игоря ни за что не попросит отвезти, а просто сбежать к парню, который ее оставил в трудной ситуации, не могла. Не в ее это характере. Какой же я кретин!