– Не, ну правда, давай на двоих!
На сковороде что-то уже шкворчало, наполняя квартиру
умопомрачительными ароматами.
– Я ненавижу есть одна.
Он закатил глаза, прекрасно понимая, что Тая его не видит.
– Ладно, – отозвался, выходя из комнаты. – Давай на двоих.
Натянул домашние джинсы и футболку, вещи из сумки бросил
стираться.
– Я потом сниму постельное!
Тая поставила перед ним тарелку с омлетом по-армянски: зеленая
фасоль и лук залиты яйцом и присыпаны сыром. Офигительно
вкусно.
– Я сам у себя уберусь, -- проворчал Серый. Не любил посторонних
в своей комнате.
– Я же там спала.
– Я умею пользоваться стиралкой, – в доказательство его слов
машинка зашумела, набирая воду.
Тая пожала плечами:
– Леха просил помыть его комнату. Я тебе не помешаю?
Серега стиснул зубы. Даже не знал, что его бесило больше: то ли
такое бесцеремонное вмешательство в его быт, то ли то, что мужики
из девчушки себе домработницу сделали.
– Я тоже буду делать уборку. Так что не помешаешь, – поднял на
нее глаза: – Спасибо за омлет, очень вкусно.
– Пожалуйста, – обрадовалась она. – Готовка – творческий
процесс.
– А ты творческая личность? – Сережка вспомнил, что она учится
на художника.
– Ага! – расплылась в довольной улыбке. – Я рисую.
«Угу, – подумал Серый. – И тебе пришлось бороться за это право с
полоумной мамашей и деспотом Андреем».
А Тайка неуверенно смотрела на него нетерпеливым взглядом.
Наконец, набралась смелости и выпалила:
-- Хочешь покажу?
– Хочешь покажу?
Сергей поднял на нее взгляд. Тая нетерпеливо ерзала на стуле. Ей
хотелось, чтобы ее работы оценили.
– Давай, конечно, – улыбнулся в ответ.
Тайка тут же подорвалась и вернулась в кухню с папкой. Не глядя,
сдвинула посуду на край: Серый едва успел подхватить опасно
нависшую над пропастью тарелку.
– Вот, – она вытащила пару листов сверху. – Это, конечно, все
этюды! – вручила Сереге рисунок: яйцо, лежащее на столе. – Тут
нужно было правильно расставить тени. А здесь, – показала
графический городской пейзаж, – правильно развести перспективу. И
привязка к плоскости, композиция. Знаешь, – она взмахнула красивыми
пальчиками, – чтобы ничего не висело в воздухе.
Сережка всмотрелся в черно-белое изображение города. У него не
было тяги к искусству, скорее, срабатывала насмотренность.
Приходилось шастать по галереям. Даже что-то читать о стилях и
художниках, чтобы не путать Моне и Мане в разговоре с клиентками.
Рисунок, который он сейчас держал в руках, ему нравился. Его
хотелось рассматривать. Улочка казалась очень живой, почти
настоящей. Это просто осень и сумерки, поэтому все серо, но вполне
можно вот здесь вот шагнуть, обогнуть лужу…