Они поднялись в пещеру. Гуру – первый. В темноте он привычно достал огниво и зажег пучок соломы, потом подложил в запылавший костер сухих сучьев. Дым уходил вверх, в дыру в своде пещеры. В жилище сделалось совсем тепло, и двум людям, сидящим у костра друг против друга, совсем не страшен будет холод горной ночи.
– Ну вот, – начал гуру, – теперь могу рассказать тебе про Сиддхартху Гаутаму, как обещал.
– Нет, учитель, – осмелился возразить Рови, – скажи мне сперва, общался ли ты с Богом и как это было?
– Знаешь что, мальчик, – в голосе старика опять прозвучало недовольство, – на это скажу я тебе две вещи. Первая: тебе еще рано спрашивать о моем общении с Богом, а мне – рассказывать об этом кому бы то ни было. Вторая: если учитель собирается поведать о чем-то, не сбивай его с этого намерения, ибо сие есть знак неуважения. Будь всегда терпелив, и книга знаний откроется тебе страница за страницей.
Рови виновато опустил глаза, устыдясь своей просьбы, и стал ждать, пока легкое облачко недовольства учителя не рассеется в естественном течении времени. Недолго молчал старец. Вот он подложил в костер еще немного топлива и приступил к рассказу. Старик повествовал обстоятельно. Рови мысленно торопил его: хотелось быстрее узнать о легендарном Сиддхартхе Гаутаме. Но – терпение и еще раз терпение, милый Ровоам бен Ровоам!..
Сиддхартха Гаутама, рассказывал гуру, был сыном правителя страны, лежавшей у подножия высочайших гор на свете. До юношеских лет правитель держал сына в неведении о жизни, проходившей вне стен дворца. От принца скрывали едва ли не все: и нищету народа, и жестокость войн, не говорили о болезнях, о страданиях людей, живших в нищете и бесправии. Скрывали тайну рождения человека. Ничего не должен был знать сын правителя и о жалком существовании большинства подданных в течение всей их жизни, и о неизбежности смерти каждого человека. Сиддхартха верил всем учителям, приставленным к нему отцом. Так продолжалось бы еще неизвестно сколько времени. Но вот однажды принц был ненадолго оставлен без присмотра воспитателя. Гуляя по роскошному дворцовому саду, где гортанно кричали павлины, взывая к любовным чувствам самок, а попугаи в клетках, всюду развешанных на деревьях, старческими голосами смешно повторяли слова людей, принц Сиддхартха набрел на такое место, где окружавшая сад стена оказалась разрушенной упавшим в грозу деревом. В стене образовался пролом. Это была самая дальняя часть огромного, почти беспредельного сада, и о проломленной стене, наверное, никто еще не знал – ни управляющий, ни слуги… Будь иначе, стену немедленно заделали бы.