Уже в XVIII веке на российский престол периодически вступали женщины европейского происхождения, и это не представляло проблемы для русских людей. Оглядываясь на царствование Екатерины II, фрейлина А. Ф. Тютчева отмечала: «Екатерина II была не столько умной женщиной, сколько гениальным мужчиной; она была призвана к тому, чтобы влиять на людей, направлять их, управлять ими»[161]. Павел I исключил возможность очередного женского царствования в России посредством нового закона о престолонаследии 1797 г. Но в XIX веке русские уже привыкли оценивать своих властителей в чисто «гендерных терминах» и традиционно продолжали учитывать и влияние «цариц». Таким образом, воздействие авторитетных женщин на самом верху социальной пирамиды – в роли русской императрицы – разрушало выстраиваемое предыдущими веками «влияние идеологии обособленных сфер на гендерные традиции»[162], выражавшееся, в частности, в обостренном внимании к тому, чтобы авторитет женщин не выходил за определенные рамки.
Важным фактором в укреплении русско-европейских связей являлось также заключение морганатических браков с представителями Российского царствующего или владетельного дома, ибо такой брак считался «действительным во всех правовых отношениях, то есть законным, но сопровождался определенными ограничениями для одного из супругов. … Статья в Основных законах Российской империи с 1821 г. ограничивала в правах потомков данного брака»[163]. Дети не имели династических прав, не пользовались титулами, а потому, начиная новый род, получали новую фамилию.
Как пример сочетания консервативного понятия императорского долга и организации проникновения прогрессивных достижений Запада в «отсталую» Россию вошло в историю имя императрицы Марии Федоровны – супруги императора Павла I. Ею и сегодня восхищаются западные историографы. Урожденная принцесса Вюртембергская, обвенчавшись с наследником Российского престола 26 сентября 1776 г., во время путешествия по Венеции останавливалась в одном из самых красивых дворцов города – Ка да Мосто[164]. С восхождением на престол Павла I для Марии Федоровны был установлен новый регламент жизни, при котором ее «главной сферой должен был стать дом, а не двор и не государство»[165]. Но императрица со временем приобрела славу самой строгой, трудолюбивой и занятой дамы России, развернувшей активную деятельность. А. Ф. Тютчева признавалась: «Императрица, которая считается такой доброй, и цесаревна, вызывают во мне в тысячу раз более робости, чем император и великие князья»