– Трепыхается, пацаны!
– Выруби, – смеётся в ответ Ян.
Я замираю.
– Чё серьёзно? – переспрашивает Пилюгин.
– Ты дебил? – хохочет Бондаренко на весь салон. – Мишань, ну ты и придурок.
Мычу. Во рту кляп. Чтобы не кричала видимо. Боже, как мне страшно. Куда они везут меня? Зачем? Почему Витя так поступил со мной?
– Тихо ты, – стучит мне по голове Пилюгин.
– А чё она раздетая такая?
– Так в чём спустилась, Лёхач. Ты мне предлагаешь ещё нарядить её?
– Осень всё-таки.
– Тебе не начхать? Найдём способ согреть, если понадобится...
Тон, которым это сказано, мне категорически не нравится.
– А кто играет сегодня?
– Как обычно, всё те же. Девок выпроводим сначала.
Я не понимаю о чём они говорят, но дурное предчувствие ощущается так остро, что становится нечем дышать. А ещё пить хочу невероятно. Нос щиплет, во рту отвратительная горечь.
– А если она потом сольёт нас? – тихо спрашивает Бондаренко.
– Кто? – усмехается Абрамов. – Она? Не смеши, Лёха. Кто поверит этой убогой? Скажем, бабла решила срубить, оклеветать.
Чувствую, что наружу просятся слёзы. Складно как говорит. Не даром, что сын блестящего адвоката.
– Лисицына, ляпнешь – ад на земле тебе устрою! – угрожает он.
Знает, что я их слышу и ничуть не переживает по этому поводу. Дрожь расползается по телу, когда ко мне вдруг приходит осознание того, что они могут сделать со мной всё, что угодно. И самое ужасное, что им ничего за это не будет... Ни че го. Потому что это – мажоры, дети влиятельных родителей. Нет для них того, что не решаемо. Того, что нельзя купить.
Он врубает музыку и под одобрительный возглас парней разгоняет машину до предела. А меня трясёт от неизвестности. Я понятия не имею, что взбрело им в голову.
– Приехали, – информирует спустя какое-то время.
Музыка уже не играет, а потому я слышу, как срабатывают ворота. Судя по звуку, автоматические.
– А чё предки Беркута свалили?
– Да, прикинь, какая удача. Как никак восемнадцатилетие.
Беркут.
Я вспоминаю ту фразу, которую бросил мне Абрамов в кабинете литературы утром.
«Твой звёздный час состоится попозже». Перестаю дышать. Они привезли меня к нему в дом. Зачем? Поиздеваться в очередной раз? Унизить?
– Давай там дальше притормози, вдруг кто любопытный спалит. Народу полно.
Машина продолжает медленно двигаться. Я лихорадочно думаю о том, что мне делать. Ехали мы долго. МКАД. Получается, что от дома я очень далеко. Взрослых здесь нет, а это означает только одно – мне конец.