Тео стоял в полном замешательстве. Он отказывался верить в то,
что слышал, но тогда нужно было и отказаться от того, что он видел.
А это уже труднее. Он, конечно, читал некоторые статьи математиков,
объяснявшие, как может практически выглядеть перемещение в
четвертом измерении с точки зрения нашего трехмерного сознания, и
там как раз объяснения и были построены на геометрии искривления
пространства, и пространственные «червоточины» объяснялись именно
такими искривлениями. Но вот допустить, что это может быть так
реально, да еще и прямо перед тобой, без всякой магии, с молниями и
свето-представлением, только усилием мысли и воли, – пока это
выглядело слишком невероятным, и разум Тео отказывался принимать
увиденное.
«У нас передовая наука! У нас всезнающие и мудрые ученые! Мы
летали в космос! И вот кто вы теперь, после этого, наши дорогие
ученые, а?» – язвительно беседовал Тео в уме с воображаемыми
мудрыми учеными своего времени.
Глава 9. Будущее не так страшно, как его
рисуют.
Все чудесатее и чудесатее! Все любопытственнее и
любопытственнее! Все страннее и страннее!
Льюис Кэрролл
Алкей знал, что перед обедом приходят врачи, которые его
осматривают и расспрашивают о самочувствии. Они только что
приходили, а значит, сейчас будет обед. Он многое уже успел изучить
об этом дивном новом мире. Недавно Алкей понял, что больше всего на
свете боится вдруг снова оказаться где-то не здесь, а там, где жил
раньше. Тут все напоминало ему рассказы о Богах и о горе Олимп, где
те Боги живут. Там они проводят время в роскоши, едят и пьют нектар
и амброзию! И оказаться там, у них, – это верх любых мечтаний и
желаний любого человека. А чем тут хуже? Чем, к примеру, местная
еда отличается от амброзии? Алкей, конечно, не знал, какая на вид и
вкус амброзия, но был уверен, что она ничуть не лучше этой еды,
которую, совершенно бесплатно, ему дают в этом дивном мире. Там,
где он жил раньше, не было ни таких вкусов, ни такого разнообразия
ингредиентов и блюд. Поэтому то, что он ел в афинской центральной
больнице, в его понимании и было самой настоящей амброзией
Богов.
В общении с представителями этого мира Алкей выбрал самую
простую и действенную тактику – он всем сказал, что ничего не
помнит. Совершенно ничего. Даже как его зовут. Врачи сказали, что
это амнезия, и, возможно, она сама скоро пройдет. Ему нужны только
покой и внимание близких, и тогда есть шанс, что память начнет
возвращаться совсем скоро. А на амнезию можно списать все – от
незнания, как себя вести и на что нажимать в туалете, и до незнания
собственного имени. Добрые люди тебе все подскажут, расскажут и
научат. В туалете он видел себя в зеркале, и его внешний вид
наводил на него отчаяние и тоску. Там Алкей выглядел совершенно не
таким, каким он себя помнил. Сейчас на него из зеркала смотрела
жирная тушка с заплывшим лицом и поседевшей, полысевшей макушкой.
Визуальный возраст этой тушки только добавлял Алкею пессимизма.
Единственное логичное объяснение тому, что происходило, и тому, что
он видел, – он умер и переродился в другого человека. Почему он
переродился не в новорожденного ребенка, а в эту перезрелую пухлую
тушку, он не знал. Но решил на этом не заморачиваться – тушка,
значит, тушка. Наверное, Боги так решили, и, значит, это правильно.
Но все то, что он видел вокруг себя, ему очень нравилось, и
оспаривать это ни в коем случае он не хотел. Старая пухлая тушка –
значит, старая пухлая тушка. Ведь, дареной лошади в зубы не
смотрят, и ему стоит быть благодарным за то, что он здесь. Даже в
этом пожилом и пухлом теле. Ведь это несопоставимо лучше, чем все
то, что он видел в своей прошлой жизни, хоть и стройным, и
молодым.