- Какое полезное изобретение, -
пробормотал олигарх, и повернулся к «князю» - взгляд стал цепким,
привычным, а голос строгим и требовательным. Абрам Борисович умел
настраивать на работу:
- Деньги дам, и не сто миллионов – на
порядок больше. Делай установку, профессор, она пригодится. Дела
такие пошли, что может быть, мне придется в Лондон бежать – всяко в
жизни бывает. Но тогда уж лучше в прошлое, только не наобум, а
подготовившись хорошенько. Хм, шестнадцатый, пусть семнадцатый век
– что там могут нам противопоставить?! Да в порошок сотрем всех
князей и ханов, сам царем стану!
Олигарх прямо засиял лицом, но
говорил властно – привык за двадцать лет служения «семье», при
которой и себя не забывал. Да и оговорка у него случилась, как по
Фрейду – властен Абрам Борисович, ой, как властен - только Князев
был допущен в разные тайны «хозяина». А ситуация складывалась
скверная – полномочия нового президента заканчивались, и «Береза»
может его провести на второй срок. А вот дальше могут быть большие
проблемы – «семибанкирщина» ведь не зря так называется. А там они
как пауки в банке – кто кого «сожрать» успеет, тот и у власти.
- Всех лишних немедленно
зачистить. И долину проверить не помешает – вдруг что-нибудь из
того времени найдем!
- Все сделаем, Абрам Борисович!
Группы уже туда пошли – прочешем хорошенько, и «свинок» уберем.
Новый лес подчистую вырубим, все будет вроде как прежде –
ничего не заподозрят.
- Ты уж постарайся, Василий Алексеевич. Вечером мы обговорим,
что нам с тобою дальше делать…
Олхинское нагорье известно своими скальниками, и
тайнами...

Все тело будто свинцом налилось,
неподъемной тысячепудовой тяжестью. И сознания вроде не потерял,
хотя не мог сам себе ответить, сколько часов или даже дней провел в
оранжевом мареве, глотая густой, вроде желе, если такое объяснение
подходит, воздух, в котором совершенно не чувствовался хвойный
таежный запах, привычный с детских лет. Наверное, если бы каждый
ребенок помнил, как его туго пеленали с момента рождения, то все
были бы знакомы с этим ощущением, которое не высказать словами. Да
и как можно поведать о своих чувствах, которые толком выразить
невозможно, все только в ощущениях, когда не дышишь, а как грудное
молоко скорее пьешь воздух, тянешь его вовнутрь между
зубами, ощущая странноватую сладость во рту – теплую, как свежая
парная кровушка.