А потом я понял, почему она так подорвалась с постели – после
окончания разговора Алла забежала в туалет и сделала свои дела, не
закрыв дверь. Спустя несколько мгновений после того, как до меня
донесся звук слива, она появилась в дверях нашей комнаты – сияющая
и совершенно проснувшаяся.
– Что-то случилось? – вяло поинтересовался я.
Меня оправдывало то, что мне всё ещё хотелось минуточек десять
поспать.
– Ага! – воскликнула она. – Папа собирается приехать!
Я попытался уложить в голове это сообщение – по возможности
быстро, но, кажется, превысил какой-то негласный норматив, о
котором был не в курсе.
– Ты не рад? – Алла состроила огорченное лицо.
Но теперь ответ у меня был готов.
– Рад, – честно сказал я. – Просто ещё сонный. Что за папа и
куда он собирается приехать?
***
Мою тупость оправдывала только предшествующая суета, которой
оказалась наполнена моя грешная студенческая жизнь после окончания
сессии и завершения дел с Михаилом Сергеевичем и Валентином. Ведь
это только в биографиях строчка «перевелся в другой институт»
выглядит просто; конечно, такой перевод был не слишком сложной
задачей, но требовал какого неимоверного количества разъездов и
разговоров. В вузе назначения надо получить справку, что тебя там
готовы взять, потом по этой справке нужно взять в своем заведении
справку, что тебя готовы отпустить. Потом ещё справку, ещё справку
– и так до тех пор, пока на свет не появятся два приказа: об
отчислении из-за перевода и о зачислении после перевода. Я лениво
толкал этот процесс ещё во время сессии – не потому, что не хотел,
а потому что всё осложнялось требованиями, которые, как оказалось,
Минвуз СССР придумал ещё в начале 1970-х.
Согласно этим правилам, до полного закрытия летней сессии я
числился студентом-первокурсником, которым переход в другой
институт был закрыт; предполагалось, что они просто отчислятся, а
затем поступят в нужное место на общих основаниях. Чтобы женщины в
приемной комиссии МИРЭА закрыли на это обстоятельство глаза, я
потратил годовое количество лести и около тонны шоколада; то же
самое повторилось и в нашем деканате – правда, без лести, да и
шоколада было значительно меньше. На моей стороне играли жуткий
недобор на нынешнем первом курсе радиоэлектроников, мои оценки,
которые были сносными по любым критериям, а также определенная
репутация, которую некий Егор Серов за год заработал у
заборостроителей. Против меня был тот самый приказ министерства.
Ещё меня неприятно поразило, что в моем родном институте за меня
особо не держались – впрочем, я не был выдающимся студентом,
сданные на «отлично» экзамены пока что воспринимались как нелепая
случайность, а первокурсники тут действительно шли как расходный
материал.