– Кто ж такая-то?
Астра наморщила лоб, делая вид, что пытается припомнить.
– Бояринова… Ульяна… если не ошибаюсь…
– Ах, Улька! – просияла старушка. – Она разве журналистка? Тунеядка! На работу не ходит, болтается по улицам со своим фотоаппаратом… И на что только живет? Пока мать была, небось ее пенсию проедала. Та в гроб-то и легла с горя. Ульке все лучшее – и самый сладкий кусочек, и обновку, и то, и се… А доченька по кривой дорожке пошла! Не в мать уродилась, в отца. Тот ребеночка сделал Надежде и был таков. Не про него, вишь, семейную лямку тянуть. Всю жизнь Надя, бедолага, одна промучилась, дочку подняла, на ноги поставила, выучила. На копейки перебивалась, во всем себе отказывала, лишь бы Уленьке было хорошо. Она ведь ее поздно родила, уже в возрасте.
Антонина Федоровна насупилась, как будто непутевая Ульяна была ее дочерью, а не покойной соседки.
– Все потому, что больно баловала Надежда свою девку, – вынесла она суровый вердикт. – Потакала всем прихотям. У той еще молоко на губах не обсохло, а она уж с парнями обнимается – прямо во дворе! Усядутся на скамеечку и воркуют, что твои голубки… Срам! Я говорила Надежде: гляди, как бы она тебе в подоле не принесла. Хоть в этом повезло ей, горемычной. Улька в учебу ударилась, целыми днями то в университете пропадала, то к занятиям готовилась, а парня своего прогнала, одна осталась. Учебу-то закончила, диплом получила, а счастье свое проморгала. До сих пор безмужняя ходит. Надежда сильно переживала за нее – позовет, бывало, меня на чай и давай душу изливать. Несчастливые, говорит, мы, Бояриновы: что у меня судьба не сложилась, что у дочери. Ей уж скоро тридцать, а жениха все нет и нет. И с работой не клеится… Очень она у меня своенравная выросла, гордая. Таких не любят.
Астра сделала несколько фотографий словоохотливой старушки. Та достала из лаковой шкатулки ордена и медали, стала показывать, сопровождая каждую награду драматической историей.
– Кто еще давно проживает в вашем доме? – вскользь поинтересовалась гостья. – Я бы их тоже сфотографировала.
– Нету больше никого… Подруга моя, Зинаида, скончалась три года назад, другие тоже умерли, остальные разъехались кто куда. Из старых жильцов в нашем подъезде только я, Трошкины да Ульяна. Только какие Трошкины ветераны? Им еще до пенсии далеко. Они ничего не застали, ни войны, ни разрухи послевоенной.