Пьют! Статистику не знаю, не интересовался, но по ощущениям –
много больше, чем полвека спустя.
[i]1936—2020 —
«Трёхгорная мануфактура имени Ф. Э. Дзержинского»
- Вот эту хуёвину видишь?! – высунувшись из-под станка, орёт
Петрович, лёжа на подстеленной под спину картонке, и перекрикивая
шум в цеху, - Она, сука такая, раком встала… отвёртку давай… да не
ту, ети твою, а другую! Хули ж непонятного?!
- Ага… - присев на корточки, заглядываю к Петровичу, пыхтящему
на полу, - помочь?
- Да куда тебе… - раздражается тот, - а хотя да, вот здесь
придержи! Видишь? Крепко чтоб! А то сорвётся, я себе тогда пальцы
на хер расшибу, а потом тебе – ухи оторву за такую помощь,
внял?
- Угу… - придерживаю, пока Петрович лязгает металлом и матом,
подкручивает и подвинчивает, но заглянуть нормально возможности
нет, удерживать проклятую «херовину» нужно изо всех сил.
Станок – кадавр тысяча восемьсот девяносто пятого года, и
движущиеся его части – те, которые остались родными, зализаны
временем до полной аэродинамичности, ну а не родное сделано в духе
«голь на выдумки хитра». Как известно, нет ничего более
постоянного, чем временное, а та самая «голь» в лице Валентинычей и
прочих фабричных химерологов, идёт по пути наименьшего
сопротивления.
- Вот… - благополучно прикрутив «херовину», Петрович чуть
подобрел, и дальнейший ремонт протекал в более дружелюбной
атмосфере, - видел, раком фиговина стояла? Из-за неё, паскуды,
ремизку и перекосило, а нам ебись с ней!
- Вот, видала? – выбравшись из-под станка и водрузив себя на
ноги, наставник подмигнул ткачихе и прогнулся в пояснице, чуть
исказившись в лице, - Смена растёт! Даром что нерусский, а руки
откуда надо, а не как у них обычно, х-хе…
- А ты, молодой пока – учись! – назидательно сообщает он мне, -
Рабочая профессия, она всему голова! На хлеб с маслом всегда
заработаешь, и главное – не попрекнёт никто, понял?
- Опыт, опять же! – Петрович назидательно воздел палец вверх, -
Мужик должен в технике соображать, сам понимаешь! Такой опыт везде
пригодиться!
Взгляд, как назло, цепляется за дату выпуска станка, и хочется
сказать очень много о таком «бесценном» опыте, но силы воли (и
жизненного опыта) хватает, чтобы отмолчаться.
Ткачиха, немолодая баба с вечно поджатыми губами, поджимает их
вовсе в нитку, и, решительно бортанув Петровича внушительным
крупом, приступила к работе. Вообще-то, если я правильно понимаю,
после ремонта должна быть наладка станка, какая—то его проверка,
но…