— Что случилось, Ян? — хватает меня за руку, но я тут же шарахаюсь от ее прикосновений. Противно, мерзко. Тошнит от нее. — Что с Софией?
— Тебе какое дело? — бросаю я и шагаю в открывшуюся пустую кабинку лифта.
— Если ты собираешься идти против Вадима, не забудь, что у нас есть сын. Не навреди ему, пожалуйста.
— Удивительно, что мне об этом напоминаешь ты, мать года, — нажимаю кнопку первого этажа, чтобы поскорее не видеть эту дрянь. И как я мог думать, что любил ее? Зачем я упрекал Соню, что она причастна к моему разрыву с Ириной? Я такой идиот. Господи, какой я идиот. Вместо того, чтобы схватить Сонечку, забрать ее себе, убедить, что со мной ей ничего не грозит, я демонстрировал свое раненное эго и пытался самоутвердиться.
Надо было сказать Соне, что люблю ее. Чтобы даже не думала ехать домой. Я должен был сам забрать Нику. Никакая Маргарита Алексеевна, и уж тем более Ваденька, не остановили бы меня.
Пока иду до машины на парковке, успеваю себя облить всеми возможными эпитетами. Жаль, что это не помогает.
Уже в салоне авто прожигаю взглядом здание бизнес-центра. Я уничтожу Макарского. Заставлю ублюдка ходить с протянутой рукой по Москве. Я знаю, что это в моих силах. Война, значит, война. Не я ее начал. И с Ириной надо вопрос решить. О сыне заговорила сразу после обжиманий с Вадимом. Горю от гнева.
Достаю телефон из кармана джинсов и открываю раздел “избранное” в списке контактов. Более того, этот человек отмечен у меня еще и на “экстренный случай”. Нажимаю на имя и звоню. Идут длинные гудки. Жду ответа. Вряд ли он спит в понедельник до трех часов дня.
— Ясный? Ты живой после субботы? — ржет в трубку Красин. И хотя мне горестно на душе и хочется рвать и метать, но от голоса этого придурка мне становится как-то теплее и спокойнее. Я знаю, что он поможет мне.
— К сожалению, — ворчу в телефон, но улыбаюсь. — Помнишь, мы с тобой разговаривали насчет Макарского?
— Еще ни разу не бухал до потери памяти, — смеется, а я закатываю глаза. Вроде человек высокую должность занимает. В костюмчиках должен на “Бентли” ездить, а разгильдяй самый натуральный. Но не бестолочь. Скорее, машина для уничтожения противников.
— Твое предложение еще в силе? — спрашиваю, в надежде, что тот наш диалог не был шутливой формой поддержки.
— Конечно. Ясный, ты же знаешь, что я слов на ветер не бросаю. Я вообще мало говорю. У нас на разговоры Савин есть.