— Пожалуй, — задумался Федор Осипович, как раз и ставший автором
знаменитого МХАТовского лого.
— Михаил Дмитриевич, я смотрю, вы несколько равнодушны к театру? —
поддержала разговор Андреева.
— Да, Мария Федоровна, особенно к опере. В любом случае жизнь куда
как интереснее.
— И что же вас так отталкивает в опере?
— Невероятная, запредельная ходульность. Солист и солистка стоят на
авансцене и пять минут поют, разводя и сводя руки — так в опере
выглядит стремительная погоня. Или дама весом в десять пудов
изображает юную воздушную девицу.
Присутствующие опять засмеялись, а я добавил:
— Я готов принимать вокальное и драматическое искусства раздельно,
но вместе… Кроме того, опера обладает ужасным свойством — смотришь
на циферблат через два часа после начала, а прошло всего пятнадцать
минут!
Смех перешел в хохот, в нашу сторону повернулись почти все
собравшиеся.
— Так что я опасаюсь ходить в театры, боюсь что-нибудь отчебучить и
будет со мной как с тем трагиком.
— С каким же? — спросил сам Станиславский, пока еще молодой
красавец-усач, а не тот добрый дедушка в бабочке, которого мы
привыкли видеть на фотографиях и которого Советская власть сделала
живым классиком и непогрешимым авторитетом.
— Ну как же, в театре банкет после бенефиса, не пригласили только
трагика и комика, сидят они в номере паршивой гостиницы, трагик
говорит, — тут я подпустил отчаяния в голос, уперся рукой в лоб,
изображая типичного “несчастливцева” российской сцены и произнес
почти рыдая, — Не пригласили! Забыли!
— А комик, напротив, скалится во весь рот, радостно потирает руки —
Не пригласили! По-о-омнят! — и я потряс воздетым вверх
пальцем.
— А у вас, Михаил Дмитриевич, явные актерские задатки есть! —
сквозь общий смех выдал Станиславский.
— Упаси бог, Константин Сергеевич, как же я могу у вас кусок хлеба
отбивать? — что снова вызвало волну веселья. Вот как они ведутся на
такие простенькие шутки? Пожалуй, если с революцией не выгорит,
пойду в артисты разговорного жанра, анекдоты рассказывать.
Банкет понемногу завершился, собравшиеся снова перешли к хождению и
разговорам, на этот раз меня “пасла” Соня Халютина, которой я
оказывал знаки внимания — демонстративно, для Саввы Морозова, чтобы
хоть так дать ему понять, что я вовсе не покушаюсь на его отношения
с Андреевой.