Одежда была в двух экземплярах — побольше и поменьше. Вторая,
похоже, для Васьки (брата?), который сейчас умывался. Ладно, делать
нечего, надо одеваться. Похоже, с грустью подумал Паша, судьба
решила дать ему второй шанс (интересно за какие такие особые
заслуги?). Он может прожить жизнь заново — пусть и в чужом теле.
Зовут его Павел (хорошо, что имя совпало, не придется привыкать к
новому), а все остальное он скоро выяснит.
Но для начала — какой сейчас год? И где он находится, в каком
городе? Подошел к окну, отодвинул синенькие занавески — стояла
ранняя осень, деревья были все еще зеленые, но на кленах уже
краснели и желтели яркие листья. Пейзаж — вполне себе привычный,
городской: несколько унылых «хрущоб» белого и красного цвета, пара
панельных девятиэтажек, две новые шестнадцатиэтажные башни,
какие-то старые деревянные бараки. Прямо — улица, по которой лениво
ползет «рогатый» троллейбус и не спеша едет несколько машин
(«жигули» и «москвич»). Далее — небольшой пустырь, потом — красная
пятиэтажная школа (послевоенной постройки, конца пятидесятых) — с
непременными круглыми барельефами классиков русской и советской
литературы на фасаде. Квартира, из которой он смотрел на улицу,
располагалась, судя по всему, на шестом этаже большого жилого
кирпичного дома.
У самого окна стоял деревянный письменный стол, Паша внимательно
осмотрел его. Так, лампа под зеленым абажуром (у него в свое время
была точно такая же), высокий пластмассовый «стакан» с ручками и
карандашами, подставки для книг, школьные дневники — две штуки.
Первый — Павла Тимофеевича Матвеева, ученика 10-го А класса 213-й
школы города Москвы, второй — Василия Тимофеевича Матвеева, ученика
5-го класса того же учебного заведения. Значит, Васька — его родной
брат. Точнее, брат того парня, в чье тело он попал. Кстати, а где
же сам хозяин? Паша прислушался к себе: никаких следов присутствия
чужого сознания. А вот что касается памяти...
Вроде бы какие-то чужие обрывки и отрывки стали постепенно
появляться, проступать — словно проявляешь черно-белую
фотокарточку. Сначала возникают неясные тени, контуры, потом они
становятся все четче, зримее, контрастнее. Так и здесь — что-то
такое уже мелькало, чудилось на заднем плане. Правда, пока до
четкости и контрастности было еще очень далеко, но Паша хотел
надеяться, что постепенно эти знания станут яснее и что они помогут
ему лучше освоиться в новом для себя мире. Хотя, если подумать,
совсем не таком уж и новом: судя по дневнику, Пашка Матвеев родился
21 декабря 1962 года (сейчас ему, значит, шестнадцать лет), а он
сам — на два года раньше (и тоже в декабре). Разница
несущественная, значит, они — современники, росли и жили в одних и
тех же условиях. Страна — одна (СССР), город — один (Москва),
материальное положение — похожее. Судя по обстановке в комнате —
две кровати, его и Васьки, один письменный стол на двоих, пера
стульев и табуретка, шкаф для одежды, на стене — большая карта СССР
и книжные полки (занятые в основном учебниками), семья жила не
богато, но и не бедно. Можно сказать — простая советская семья со
средним достатком. Конечно, он сам появился и жил в несколько
других условиях (и совсем в другом районе города), но в общем и
целом — почти так же. И школа у него была самая обычная, средняя
общеобразовательная, без всяких там иностранных «уклонов». Значит,
принципиально ничего нового и неожиданного быть не должно. Хотя кто
ж его знает? Он же в первый раз попал в прошлое, да еще — в чужое
тело... Хорошо хоть — в мальчишечье, а не в девчачье. Вот был бы
фокус!