Мать семейства хлопотала у плиты, за столом сидел крепкий,
плотный мужчина с рыжеватыми волосами (понятно теперь, в кого
Васька). Не старый, но уже, что называется, в возрасте: седина в
волосах и густых усах, глубокие морщины на лице. Перед ним стояла
тарелка с остатками яичницы. На стене работало радио, из него
донеслись звуки горна, потом зазвучал бодрый голос: «Начинаем
передачу «Пионерская зорька!» Полилась песня про веселого
барабанщика: «Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше,
только утро замаячит у ворот...»
— Здрасьте всем! — сказал Паша, садясь за стол.
Отец хмыкнул и отложил газету, которую до этого
просматривал.
— Да, и впрямь ты здорово стукнулся. Мать, может ему еще денек
дома полежать? А то ведет себя как-то странно, здоровается, будто
век нас не видел.
— Незачем! — решительно произнесла женщина. — Учиться надо —
десятый класс как-никак. В школе в себя придет — слава богу,
учителя у них нормальные, быстро мозги вправят.
«Так, здороваться утром здесь не принято, — понял Паша, — надо
будет следить за языком — чтобы не сболтнуть чего лишнего. И вообще
— поменьше говорить и побольше слушать».
Мать положила ему на тарелку яичницу и две сосиски — ешь! Паша
осмотрел стол, взял кусок белого хлеба (батон за тринадцать копеек,
подсказала услужливая память), пододвинул поближе пустую чашку.
Поискал глазами банку с кофе — не нашел. Вздохнул, налил из
заварного чайника в чашку заварку, добавил кипятка. Стал
завтракать.
— Сахар? — спросила мать и кивнула на сахарницу.
— Спасибо, я без него — вредно, — по привычке ответил Паша.
Судя по тому, как снова иронично хмыкнул отец, он опять сказал
что-то не то. Мать промолчала — лишь пождала губы.
— Ладно, я бриться! — заявил Матвеев-старший и направился в
ванную.
В это время на кухню вбежал Васька, шлепнулся на освободившееся
место.
— Мам, давай быстрей! У нас первый урок — математика, нужно
успеть у Кольки задачки списать.
— А сам что, не можешь решить? — строго спросила мать.
— Они сложные очень! И скучные! — честно ответил Васька с
набитым ртом. — Чего интересного в этих иксах и игрека? Это Пашка у
нас в алгебре и геометрии сечёт, а я — этот, как его, гуманитарий!
Вот!
И Васька гордо уставился на старшего брата. «С каких это пор я
стал „сечь“ в математике? — мрачно подумал Паша. — Всегда ее не
любил, как и физику вкупе с химией. Поэтому и поступил на журфак
МГУ, а не в какой-нибудь технический вуз. Значит, Пашка Матвеев —
технарь по своему складу ума, любит точные и естественные науки.
Хм, интересно!» Но вслух, разумеется, ничего не сказал — незачем
усугублять. И так уже два раза прокололся.