Засыпая, отметил, что боли стало значительно меньше. И надежно
спрятанный от посторонних глаз, я первый раз крепко уснул. С тех
пор, как очнулся на этой планете.
Следующие дни я провел за теми же занятиями. Ел. Спал. Снимал с
себя старую поврежденную кожу. Пытался двигаться. Все пункты мне
давались со значительным трудом, но отныне я твердо осознавал:
выживу.
Я перешел ту незримую черту, что разделяет жизнь и смерть. Но
так ничего и не вспомнил о себе. Так странно: все базовые вещи мне
известны, но из памяти подчистую стерлось, кто я и как здесь
оказался. Ищут ли меня свои? Если я пилот, то не совсем простой
шайрас. На себе я не нашел опознавательных жетонов, маячков,
браслетов. Ничего. Как будто специально был лишен возможности меня
идентифицировать.
Терпеливо ждал того дня, когда смогу передвигаться на более
дальние расстояния и исследовать место, куда попал. Мне бы получить
доступ к сети, оттуда я бы выудил хоть какие-то данные. Но что,
если планета на которой я нахожусь, необитаема и я здесь совсем
один? Найденный корабль настолько выгорел, что средства связи были
уничтожены, я не мог пода́ть сигнал о помощи.
***
Туманы так и не спешили покидать реку и лес, через который та
пробивалась уверенными сильными потоками. За столько дней я не
слышал и не видел ничего подозрительного. За все время мне не
попалось ни одного крупного животного, но с ними мне не приходилось
рассчитывать на успех. А мелкие двигались с такой скорость, что я и
не пытался их поймать. Так и приходилось питаться рыбой. Больши́м
везением стало найти неподалеку в лесу источник воды, бивший из-под
земли. У меня не было анализатора, и я не мог оценить ее запах, и
толком вкус, без обоняния, потерявшего свою яркость и широкий
спектр ощущений. Но мне не становилось плохо от этой воды, и я не
чувствовал отвращения, когда ее пил. Не исключен какой-то
негативный накопительный эффект, но в моем состоянии и смысла не
было думать об этом.
Сколько я здесь? Месяца полтора или чуть больше? Так говорило
мне внутренне чутье. И по-прежнему один.
Подвижность и сила возвращались ко мне, но куда медленнее, чем
мне бы хотелось. В некоторых местах кожа лопалась, и ей нужно было
зарастать вновь, где-то сразу плохо заживала. Чешуйки тоже
отрастали медленно. Я стоически ждал. Как бы тяжело мне ни было, и
пусть я не помнил себя, я точно знал — не сдамся.