— Пусти меня… — взмолилась она.
Арам не послушал, наоборот, заставил упереться спиной в стену, а сам навис над ней, поставил руки по обе стороны от несчастной малышки. А потом вдруг резко нагнулся, на секунду прикоснулся к ее губам своими.
И мир уплыл… Все на свете уплыло в дальние дали, колени Евы подогнулись, она забыла, как дышать. А очнувшись от непонятного дурмана, что было силы врезала ладонью по наглой мальчишеской физиономии.
— Эй! — рыкнул он. — Ты чего дерешься?
— Да ты что? Нельзя целоваться!
— Почему нельзя? Не понравилось? — спросил он совершенно серьезно.
— За такое Бог накажет! — выдала она ему очевидную истину.
Но Арам на это только рассмеялся.
— Пусть наказывает, я не боюсь. В общем, так, Монашка, трогать не буду, маленькая ты еще какая-то, зажатая. А целовать… буду. Иногда. За это ты получишь от меня защиту, никто другой не пристанет. Но завтра же ты возвращаешься за мою парту и чтишь пункт первый: я говорю, а ты делаешь.
— Если папа еще раз увидит, как ты меня в школу провожаешь, он меня убьет… — тихонько призналась Ева.
— Почему? — приподнял правую бровь Арам.
— Он не разрешает мне встречаться с мальчиками, — призналась Ева, впрочем, решив скрыть тот факт, что у отца претензии к фамилии Арама.
— Ясно. Тогда провожать не буду, но в остальном все по старой схеме.
Сказал как отрезал, и попробуй поспорь.
Еве была очень понятна эта схема: ей сказали, она сделала. Она всю жизнь так жила. С Арамом изначально не чувствовала себя равной, ведь он гораздо сильнее и весомее маленькой ее. Поэтому такая модель отношений не вызывала внутреннего протеста, наоборот, показалась логичной.
С тех пор так и повелось. В школе она ходила за Арамом тенью, слушалась его. А временами, примерно раз в неделю, он закрывался с ней где-нибудь и целовал. И мир уплывал… каждый раз.
За пределами школы они оставались будто бы не знакомы. Хотя Ева в принципе нигде особенно не гуляла. Некогда — отец взвалил на нее все обязанности по дому и очень злился, если она что-то не успевала.