– Переговоры! – закричал я, стараясь
перекричать толпу.
– Сукин сын, это он всех собрал, –
произнёс командир сил правопорядка, глядя на меня.
– Пустить пулю ему в лоб? –
предложил его помощник.
Но оглядев собственные силы,
командир сил правопорядка скривился и дал команду своим бойцам. Они
вышли из строя и быстро скрутили меня, уведя за стену из
бронетехники и пехоты со щитами. Убивать меня было нельзя, ведь это
могло спровоцировать толпу. Надо было выигрывать время, пока не
прибудут имперские подразделения.
– Переговоров хочешь? Будут тебе
переговоры, предатель грёбаный. Ведите его к господину Лиру, пусть
разбирается.
– Командир, с восточной части города
тянется ещё толпа. Их тысячи...
– Не дайте им соединиться с этой
группой, используйте газ и светошумовые гранаты.
– Боевые?
– Все бойцы должны иметь боевое
вооружение, но не применяйте его без моего прямого приказа.
– Принято.
Всё норовило выйти из-под контроля,
однако благодаря нашей подготовке красная линия не была пересечена.
Умирать из собравшихся никто не хотел, поэтому в этот раз люди
вышли не в шахтёрской экипировке и без инструментов, которыми можно
было легко пробить голову служителю правопорядка. Это немного
снижало градус накала, а всяких провокаторов из толпы, явно нанятых
Детрием, душили мои товарищи по бару.
Меня же вели прямо в дворец. Вели
медленно, так чтобы меня все видели, затем мы поднялись по
ступенькам, постояли перед гигантскими дверьми и потом меня
впустили внутрь. Дворец был огромен, в нём уже расположились
телохранители семейства Лир, они притащили даже тяжёлое вооружение,
выставив его вдоль стен у окон. Тут имелись как автоматические
гранатомёты, так и спаренные пушки. Единственная причина по которой
всех бунтарей не превратили в горелый фарш – эти бунтари основа
экономики.
Затем меня провели уже внутрь
рабочего кабинета, просторного, с мраморным полом, высоким
потолком, золотой люстрой. Мебели практически не было, а просторный
зал должен был подчёркивать величие. Пока шахтёры ютились в
комнатках три на три метра, семейство Лир отдавала зал сотни
квадратных метров под один стол.
А сидел за ним старик, морщинистый,
с кучей аугментики, он читал бумаги и даже не хотел смотреть на
меня. Казалось его даже не особо волновала толпа, готовая повесить
весь его род на деревьях, столбах, да хоть на этой гигантской
люстре.